Контракт Паганини
Шрифт:
— Что вы собирались делать с фотографией?
— Ничего. С ней нечего делать, это просто вот такая фотография, но в то же время… Помню, как подумала… «теперь я по крайней мере знаю, где у меня Пальмкруна».
— Понятно.
— Снимок мне напомнил про тех идиотов из Миграционной службы — когда же это было? — которые не пустили в Швецию одну семью и потом распивали советское шампанское. Праздновали, что отказали в помощи беженцам, семье с больным ребенком…
Пенелопа снова замолчала.
— Вам известно, кто четвертый человек на снимке? Женщина?
Пенелопа покачала
— Это Агата аль-Хайи, — сказала Сага.
— Агата аль-Хайи?!
— Да.
— Но почему…
Пенелопа осеклась и уставилась на Сагу большими темными глазами.
— Вы знаете, где была сделана фотография? — спросила Сага.
— Нет. Но ордер об аресте аль-Башира выдали в июле две тысячи девятого, и…
Пенелопа снова внезапно замолчала и покраснела до корней волос.
— Что такое? — почти прошептала Сага.
— Фотографию ведь сделали после этого, верно? — дрожащим голосом сказала Пенелопа. — Снимок сделан после выдачи ордера об аресте президента?
— Почему вы так решили?
— Это правда? — настаивала Пенелопа.
— Да, — подтвердил Йона.
Пенелопа побелела.
— Сделка с Кенией, — выговорила она трясущимися губами. — На этой фотографии — сделка с Кенией, вот в чем все дело. Фотография, контракт с Кенией, вот о чем договаривается Пальмкруна — о продаже оружия в Кению. Я знала, что тут что-то не так, знала.
— Продолжайте, — попросил Йона.
— У Кении постоянный договор с Великобританией. А купить оружие хотел Судан. И поставки должны идти в Судан и Дарфур через Кению.
— Да, — подтвердила Сага, — мы так и подумали.
— Но это запрещено, это… это же самое настоящее государственное преступление, нарушение международных законов. Это преступление против человечества…
Пенелопа снова, уже в который раз, замолчала.
— Так вот почему все это произошло, — тихо сказала она наконец. — Вовсе не потому, что Бьёрн пытался кого-то шантажировать.
— Из-за его шантажа эти четверо просто узнали, что существует фотография, которая разоблачает их.
— Я подозревала, что эта фотография кое для кого неудобна. Но не думала, что настолько, — проговорила Пенелопа.
— Они встревожились, когда Пальмкруна позвонил и рассказал о шантаже, — стала объяснять Сага. — До этого они вообще не знали, что фотография существует, а из-за звонка Пальмкруны занервничали. Они не могли догадаться, насколько разоблачителен для них этот снимок, но, конечно, сообразили, что уже само его существование ставит их под удар. Мы не знаем, как именно они рассуждали. Может, решили, что их сфотографировали вы или Бьёрн.
— Но…
— Они не могли знать, как много вам известно. И не захотели рисковать.
— Понимаю, — сказала Пенелопа. — И сейчас все обстоит точно так же, да?
— Да.
Пенелопа кивнула в ответ на свои мысли и сказала:
— В их глазах я — единственная свидетельница сделки.
— Они вложили огромные деньги в контракт с Кенией.
— Нельзя, — прошептала Пенелопа.
— Что вы сказали?
Пенелопа подняла голову, взглянула Саге в лицо и произнесла:
— Нельзя позволить им закачать оружие в Дарфур, я была там два
— Им это все равно, дело только в деньгах.
— Нет, дело в… дело в гораздо большем. — Пенелопа отвернулась к стене. — Дело в…
Она замолчала — вспомнила сухой хруст, с которым глиняные фигурки исчезали под копытцами коз. Маленькая женщина из высохшей на солнце глины превратилась в обломки. Какой-то мальчишка, хохоча, вопил, что это мерзкая мамаша Нуфи. Фуры должны умереть, их всех надо извести, кричали другие дети. На их лицах была радость.
— Что вы хотели сказать? — спросила Сага.
Пенелопа на несколько секунд задержала взгляд на ее лице, но не ответила. Она провалилась в воспоминания о том месяце в Кении и юго-западном Судане.
После долгого путешествия по жаре она приехала в лагерь в Киббуме, к юго-западу от Ньялы. Джануб Дарфур, юг Судана. С самого первого дня она вместе с Джейн и человеком, назвавшимся Греем, помогала жертвам джанджавидов.
Ночью Пенелопа проснулась. Трое подростков, служивших в милиции, кричали по-арабски, что идут убивать рабов. Мальчишки шли посреди дороги, у одного из них был револьвер. Пенелопа стояла у окна и видела, как они ни с того ни с сего застрелили старика, продававшего жареный батат.
Мальчишки вышли на улицу, огляделись, ткнули пальцем в сторону барака, где жили Пенелопа и Джейн, и направились прямиком туда. Пенелопа оцепенела, услышав, как они топают по веранде и возбужденно переговариваются между собой.
Внезапно они пинком распахнули дверь и вошли в коридор. Пенелопа забилась под кровать, замерла и стала читать про себя «Патер ностер». Мальчишки переворачивали мебель, колотили чем-то по полу, что-то разбили. Потом их голоса снова донеслись с улицы. Один из них смеялся и кричал, что рабы умрут. Пенелопа выползла из-под кровати и снова встала у окна. Мальчишки захватили Джейн, за волосы вытащили ее на середину улицы. Дверь в соседний барак распахнулась, оттуда вышел Грей с мачете в руках. Самый тощий подросток направился ему навстречу. Грей был сантиметров на тридцать выше его и мощнее в плечах.
— Что вам надо? — спросил Грей.
Его лицо было серьезным и блестело от пота.
Тощий мальчишка в ответ молча поднял револьвер и выстрелил Грею в живот. Эхо от выстрела загремело между домами. Грей дернулся назад, упал на спину, попытался встать, но так и остался лежать, схватившись руками за живот.
— Мертвый фур, — завопил подросток, тащивший Джейн за волосы.
Другой мальчишка раздвинул ей ноги. Джейн сопротивлялась, непрерывно говоря им что-то твердым, спокойным голосом. Грей что-то крикнул подросткам. Тощий мальчишка с револьвером снова подошел к нему, заорал, приставил дуло к его виску и нажал курок. Послышался щелчок, подросток нажал еще раз, и еще раз, но барабан был пустым — прозвучало шесть щелчков. Мальчишки пришли в замешательство. Потом начали открываться двери бараков, и на улицу вышли чернокожие женщины. Мальчишки бросили Джейн и пустились бежать; за ними погнались пять женщин. Пенелопа сдернула с кровати одеяло, отперла дверь и выбежала на улицу. Бросилась к Джейн, завернула ее в одеяло, помогла встать.