Контроль над разумом и другие сражения холодной войны
Шрифт:
Итоговый документ королевской комиссии от 2 марта 1946 года называл имена советских разведчиков: подполковник Мотинов, помощник военного атташе, подполковник Рогов, помощник военно-воздушного атташе, майор Соколов из аппарата экономического советника, лейтенант Ангелов, секретарь военного атташе. 27 июня 1946 года доклад комиссии объемом в семьсот тридцать три страницы был опубликован.
Игорь Сергеевич Гузенко рассказал королевской комиссии, что он родился в 1919 году неподалеку от Москвы. В 1936 году вступил в ВЛКСМ. Учился в военно-инженерной академии и был мобилизован в разведывательную школу. Его готовили в радисты. Курс подготовки – девять месяцев.
Вместе
«Мне в числе других преподавали некоторые шпионские навыки. Была создана небольшая группа. В память врезался перебежчик Гузенко, работавший в Канаде шифровальщиком и выдавший всю советскую шпионскую сеть в Канаде и Англии…
Представить себе, что он станет предателем, я безусловно не могла, но он отнюдь не случайно укоренился в моей памяти: в нем было что-то, выделявшее его из остальных. Помню его сильно выступающий вперед подбородок, придававший лицу некоторую жестокость и горящий взгляд, говоривший не то о страстности, не то о жадности его натуры.
Занятия вел подполковник. Он рассказывал нам о том, как проводятся явки, какой бывает слежка, о способах избавиться от «хвоста», как выбрать «тайник» для передачи секретной информации и о многом другом… Эти занятия по-своему щекотали нервы: в них было что-то тайное, чуть постыдное, отличавшее нас от других».
С конца 1942 года началась рассылка шифровальщиков по резидентурам. Гузенко получил назначение в Канаду. 12 июня Канада установила дипломатические отношения с СССР. В конце года Монреаль и Москва договорились об обмене дипломатическими миссиями. Весной 1943 года прибыли советские дипломаты во главе с посланником Федором Тарасовичем Гусевым. Он приехал поездом из Вашингтона. Встречал его на железнодорожном вокзале в Оттаве сам премьер-министр Маккензи Кинг.
Передовая группа советской военной разведки во главе с полковником Заботиным (в нее входил и шифровальщик Гузенко) прибыла в Канаду 20 июля 1943 года. Светлана Гузенко присоединилась к мужу в октябре.
Николай Иванович Заботин (псевдоним «Грант») служил в Красной армии с 1921 года. По военной специальности артиллерист, окончил военную академию имени М.В. Фрунзе. В главном разведуправлении служил с 1940 года.
Вторая группа военных разведчиков приехала в августе 1943 года, ее возглавлял заместитель резидента по оперативной работе подполковник Петр Семенович Мотинов (псевдоним «Ламонт»), Он служил в Красной армии с 1926 года, тоже окончил академию, командовал полком. В сентябре 1938 года его перевели в разведку.
Королевской комиссии лейтенант Гузенко подробно описал быт и нравы резидентуры военной разведки. Шифровальщик работал на втором этаже посольства в комнате № 12. Там был стол, четыре стула, стальной сейф. Дверь всегда держали на замке. Шифровальные блокноты хранились в опечатанном мешке, который утром получал Гузенко. Ему же вручали для расшифровки телеграммы, поступившие из Центра.
Входящие телеграммы печатались на голубой бумаге, исходящие на розовой. Нумерация телеграмм каждый год начиналась заново – с первого января. Когда полковник Заботин хотел отправить телеграмму в Москву, то вызывал Гузенко. Полковник писал текст от руки. Гузенко его шифровал и перепечатывал на бланке канадской телеграфной службы. Все донесения отправлялись телеграфом в зашифрованном виде.
После окончания работы Гузенко запечатывал мешок с блокнотами личной печатью и сдавал. Оригиналы зашифрованных телеграмм подшивались в дела. Гузенко хранил в своей комнате донесения агентов, отчеты об их работе, дневник полковника Заботина, фиксировавшего встречи с агентами. Сейф Гузенко тоже опечатывал своей печатью. Комбинацию сейфового замка знал он и полковник Заботин.
Время от времени Гузенко спрашивал полковника, какие документы можно уничтожить. Полковник лично помечал каждый документ, после чего Гузенко от них избавлялся. Гузенко же вел два секретных журнала, в одном фиксировал номера входящих и исходящих телеграмм, а в другом прибытие и отправку почты.
Более объемные документы пересылались в Москву дипломатической почтой особым порядком. Документы помещали в большой конверт и ставили пять печатей – в центре и по углам. На лицевой стороне помечалось: «Совершенно секретно. Директору». Этот конверт помещался в другой, который тоже запечатывался пятью печатями, на нем было написано «Личное – секретно». Этот конверт предназначался для секретаря. Второй конверт вкладывался в третий, запечатанный точно так же. На нем писали: «Народный комиссариат внутренних дел. Тов. Новикову. Вскрыть только лично». «Новиков» – это не фамилия реального человека, а указание на то, что конверт предназначен для «дальних соседей» – военной разведки. Возили конверты два вооруженных дипкурьера, если один спал, другой бодрствовал. Почта шла до Москвы от двух недель до месяца – дипкурьеры летели и плыли вокруг всего мира, в военное время дорога иногда занимала до пяти месяцев, поэтому копии держали в сейфе.
Гузенко серьезно приготовился к побегу. Он рассказал королевской КОМИССИИ:
– Примерно полмесяца я просматривал материалы, выбирая наиболее показательные для оперативной работы. Телеграммы, которые я хотел взять с собой, я аккуратно помечал, но так, чтобы полковник Заботин ничего не заметил. Все телеграммы разложены по номерам. Так что когда я решил уйти, я просто за пару минут вытащил те, которые уже отобрал.
Телеграмма из Центра № 11273 от 11 августа 1945 года резиденту Заботину:
«Гранту. Нам очень важно получить информацию по следующим вопросам: подтвердите официальные данные о переводе американских войск из Европы в США и на Тихий океан, сообщите даты и маршрут движения; создается ли штат оккупационных американских войск в Германии, где он будет находиться и кто возглавит штаб».
Телеграмма № 233 в Центр от полковника Заботина:
«Мой сын Владимир успешно закончил десятилетку. Он отказался поступать в МГИМО и намерен поступить в 1-ю Московскую артиллерийскую школу имени Красина, которую я окончил в 1924 году. Для того, чтобы проводить сына, прошу разрешить мне уехать на очень короткое время. Я считаю, что настало время обсудить в Центре серьезные вопросы нашей работы. Если мне нельзя уехать, прошу разрешить моей жене сопровождать сына. Прошу помочь поступлению моего сына в артиллерийскую школу.
Сообщите время отъезда. Моя жена не может летать на самолете».
Переписка с Москвой показывала, как непросто складывались для резидентуры отношения с посольством. Разведчики не должны были делиться информацией даже с послом.
Телеграмма № 248 от Заботина в Центр:
«Директору. Мне сделали выговор за то, что некоторые материалы стали известны Метро (посольство. – Авт.). Прошу указать, о каких материалах идет речь. Я информировал руководителя Метро по политическим, экономическим и военным вопросам в соответствии с инструкциями, данными главным директором и товарищем Маленковым. Я никогда не называл источники. Прошу инструкций на будущее. Должен ли я информировать руководителя Метро о вопросах, относящихся к ситуации в Канаде?»