Контрразведка Future (сборник)
Шрифт:
– Проходите в кабинет, – сказал он, пожимая руку гостю; одет профессор был в атласный зелёный халат с красными драконами, – я сейчас.
Он скрылся в туалетной комнате.
Не зная, чем отличаются комнаты модуля, Руслан наугад заглянул в одну из них, увидел смятую широкую кровать, объёмный снимок – витейр голой женщины на стене, смущённо оглянулся. В туалетной комнате лилась вода. Хозяин приводил себя в порядок. Руслан ещё раз глянул на женщину: ничего фигурка, красивая, лицо только подкачало, интересно, жена это
Он прошёл чуть дальше по коридорчику, заглянул в другую дверь и увидел светящийся виом посреди комнаты, в котором мерцала какая-то сложная схема, не то инженерная конструкция, не то математическая формула. Здесь тоже стояли полки с книгами, валялись коробки разного размера, стол был загромождён аппаратурой, и воздух в комнате представлял собой смесь запахов, больше присущих какому-то заводу, нежели жилому помещению.
Вошёл Шапиро с полотенцем через плечо, сгрёб хлам на диванчике в сторону, бросил полотенце на спинку старинного стула.
– Садитесь. Что вас привело ко мне?
Ни чаю, ни кофе он не предложил.
– Вы знаете, что строительство Суперструнника заканчивается?
Шапиро кивнул:
– Конечно, знаю.
– Мне хотелось бы поговорить об идее создания генератора «суперструны». С чего всё началось?
Шапиро слегка оживился.
– Это было давно.
– Я знаю, пятнадцать лет назад.
– Пятнадцать лет назад начался монтаж первых секций Дженворпа, сама же идея создания возникла лет на пять раньше. Что именно вас интересует?
– Идею подал Херциг?
– Федя Херциг разработал теорию «вакуумного кристалла», если вам это о чём-то говорит. Тогда же коллеги заговорили о пределах возможностей суперколлайдеров, существующих ускорителей элементарных частиц. Ни один коллайдер не мог преодолеть барьер энергий десять в пятнадцатой степени эвов.
– И Херциг предложил построить Суперструнник, который смог бы возбудить «суперструну», свёртывающую пространство в линейную структуру из множества чёрных дыр.
Шапиро озабоченно посмотрел на Руслана:
– Вы физик?
– Нет, я оканчивал Воронежский институт промышленных технологий. Но увлекаюсь космосом.
– Понятно, говорите вы складно. Тогда зайдём с другой стороны, космологической. Вы в курсе, как возникла наша Вселенная?
– Специально изучал этот процесс. Мне и самому было интересно в нём разобраться. Само рождение называется Большим Взрывом, и длилось оно ничтожную долю секунды. По-моему, эта цифра близка к десяти в минус тридцать третьей степени.
– Приблизительно, – кивнул Шапиро с благостным видом.
– Затем последовала фаза гипербыстрого – его называют инфляционным – расширения, которая длилась, опять же, ничтожные доли секунды.
– Десять в минус десятой степени секунды.
– За инфляционной шла фаза расширения с падением градиента скорости, которая длилась почти восемь миллиардов лет. А
– Совершенно верно, молодой человек. Она длится и сейчас. В результате мы живём в эпоху вырождения континуума, «скатывания» пространства к двумерности, о чём мало кто знает. Длиться эта фаза будет, по расчётам Херцига, более ста миллиардов лет, по моим же – не более двадцати.
– Почему такое большое расхождение? – хмыкнул искренне заинтересованный Руслан.
– Он тоже не учитывает вырождения мерности, – улыбнулся Шапиро. – В теории «вакуумного кристалла» этой гипотезе нет места. Его теория вообще притча во языцех, поскольку базируется на спорных принципах и новых понятиях, таких, как «квадруполь» – кватернион безмассовых зарядов, «сглаживание бозонного поля», «дискретная геометрия», «сферическая деформация вакуума» и тому подобное. Но он хорошо владеет дискуссионной методикой и смог отстоять свою идею перед Мировым Научным Советом.
– Совет решил строить Суперструнник?
– Совет согласился, что это даст большой толчок давно агонизирующей физике. Мы уже поняли природу тёмной материи, разгадали принципы тёмной энергии, которой является сам вакуум, научились создавать каналы мгновенной транспортировки массивных объектов, но до сих пор не можем экспериментально подтвердить многие тезисы теории Великого Объединения. Я, к примеру, сам поучаствовал бы в изучении свойств безмассовых конфигураций, из которых и состоит вакуум. Кстати, гипотеза Херцига утверждает, что наша Вселенная весьма велика, так как прожила эпоху сверхбыстрого расширения. Я же склоняюсь к идее, что Вселенная конечна и невелика.
– Почему?
– Ещё в двадцать первом веке заметили, что распределение пульсаций реликтового фона ограничено. Если бы Вселенная была бесконечна или очень велика, распределение флуктуаций фона не имело бы ограничений «сверху». На самом деле ограничения есть.
– Как вы это объясняете?
– Наши наблюдения подчиняются своеобразному оптическому обману. Вселенная представляет собой набор повторяющихся структур – «вакуумных додекаэдров», правильных пятиугольников, из-за чего она похожа на «бесконечный футбольный мяч». Ещё она похожа на многомерную зеркальную комнату, предметы в которой – звёзды и галактики – дают множество отражений.
– Суперструнник даст возможность проверить это?
– Наверное, – сделался меланхоличным Шапиро. – Я надеюсь. Как инструмент исследования квантовых свойств вакуума он наверняка сыграет большую роль. Что ещё вас интересует?
– Несколько конкретных вопросов. Я обнаружил с десяток конструктивных доработок Дженворпа, и они меня заинтриговали.
– О каких доработках идёт речь?
– О сфинктере коллиматора, которого не было в первоначальном проекте, об антеннах системы контроля.