Конунг. Изгои
Шрифт:
Эйнар Мудрый вернулся обратно, он немного смягчился и сказал, что мы забыли об одном человеке, о рожечнике Рэйольве из Рэ. Рэйольв проявил самую большую храбрость в сражении за Нидарос. Он уже немного оправился после ранения, и ему очень хотелось бы протрубить в рожок, когда рука будет отрублена. Ему надоело лежать, не зная, выживет он или умрет.
— Если он будет трубить в рожок, у него откроется рана, — сказала Халльгейр.
— Замолчи, женщина! — Эйнар Мудрый отвернулся от нее. — Вели принести сюда на носилках Рэйольва из Рэ, если у тебя есть для этого люди, — сказал
Вильяльм счел, что это можно сделать, и отправил двоих в конунгову усадьбу. Вскоре они принесли на носилках Рэйольва. Он выглядел слабым, и лицо у него посерело, как грязный снег, но его подбадривала мысль, что он снова в гуще событий.
— Помни, я не могу ничего обещать тебе, — сказал Эйнар Мудрый. — Но мы испытаем тебя луком, если выдержишь, значит, сможешь и трубить в рожок.
Он вынул из своего кожаного мешка большую луковицу и велел Рэйольву съесть ее.
— Прожуй хорошенько и проглоти, — сказал Эйнар, — а потом мы понюхаем твой живот.
Пока все это происходило, привели пленных, большая часть из них были знатные люди, однако сейчас вид у них был жалкий. Вильяльм поставил их так, чтобы им все хорошо было видно. Пленные еще не знали, что приготовила им судьба.
Эйнар Мудрый подождал некоторое время, не разрешая Вильяльму начинать, — надо было дать луку время размякнуть в желудке Рэйольва. Наконец он счел, что уже пора, приподнял на Рэйольве одежду и мы все увидели его рану. Люди напирали, и Вильяльм заорал, что тут много рук, которые он с радостью отрубит, если его попросят. Это подействовало. Вокруг Эйнара Мудрого стало свободней, он лег на землю рядом с носилками и понюхал рану.
— От раны пахнет, но не луком, — сказал он наконец. — Я сразу сказал после сражения, когда первый раз испытывал тебя луком, что желудок не задет, тогда тоже не пахло луком. Значит, парень выживет, сказал я тогда. Раз от раны не пахнет луком, значит, дырки в желудке нет. Я считаю, что ты можешь трубить в рожок.
— Дай я тоже понюхаю, — сказала Халльгейр и опустилась на колени рядом с Эйнаром Мудрым. Они вместе стали нюхать рану.
— Луком не пахнет! — заявила она и оглядела толпу. — Эйнар Мудрый умеет исцелять раны!
Мой добрый отец как будто вырос у всех на глазах, его старое лицо осветилось счастливой улыбкой. Теперь они с Халльгейр быстро договорились, какой должна быть смола.
Наконец все было готово. Но кто из братьев должен опуститься на колени и протянуть руку, а кого судьба пощадит? Вильяльм отер со лба пот. Он снова подозвал к себе девушку, которая носила ребенка сразу от обоих братьев и строго сказал:
— Выбери себе мужа, если не хочешь сама потерять руку!
Девушка наугад показала на одного из братьев.
Вильяльм показал на другого и отрубил ему руку.
Ночью перед Эйратингом конунг захворал. Я проснулся оттого, что он склонился надо мной, лицо у него было серое и он с трудом дышал. Я вскочил. Он сказал, чтобы я позвал моего отца Эйнара Мудрого. Я пошарил, ища башмаки, не нашел их и бросился бежать босиком, от порога я вернулся, снял распятие, висевшее над почетным сиденьем, и дал его конунгу. Первым я разбудил Бернарда. Полуодетый, он побежал к конунгу, потом я разбудил моего доброго отца Эйнара Мудрого. Он сказал:
— Приведи и Халльгейр.
Халльгейр, как я уже говорил, была знахарка. Я побежал к стражнику, он заснул на посту и я ударил его. Стражник вскочил, я ударил его по щиколотке и приказал привести знахарку Халльгейр, и побыстрее.
— Кто там захворал? — пробурчал он.
— Бернард, — сказал я, вовремя сообразив, что никто, кроме ближайших друзей конунга, не должен знать, что он захворал в ночь перед Эйратингом.
Когда я вернулся в опочивальню, Эйнар Мудрый уже приготовился пустить конунгу кровь. Бернард кликнул служанку и приказал ей немедленно принести горячего молока с медом, если она не хочет болтаться в петле.
— Эйнар Мудрый занемог! — крикнул он ей.
Служанка принесла молоко, он не впустил ее в покой, а на пороге взял кружку у нее из рук. Виски у конунга горели огнем, глаза мрачно сверкали.
Наконец пришла Халльгейр, она испугалась, узнав, что захворал конунг.
— Ему нужен териак [13] , — сказала она.
— Есть в Нидаросе териак? — спросил Эйнар Мудрый.
Он знал об этом снадобье еще дома в Киркьюбё — один купец привез мешочек с териаком, и епископ Хрои хранил его все годы, используя только в самых крайних случаях.
13
Целебное средство, открытое придворным врачом императора Нерона Андромахом.
— Говорят, у одного лавочника в городе есть териак, — сказала Халльгейр, — но он это скрывает. Ходит слух, будто он украл его у архиепископа и не продает никому, набивая цену.
— Я поколочу всех лавочников, одного за другим, и найду териак, если он у них есть, — пообещал я.
Уже убегая, я услыхал за спиной слабый возглас — это Эйнар Мудрый пустил конунгу кровь. Стояла теплая ночь, моросил легкий дождь. По пути мне встречались редкие пьяные, возвращавшиеся домой. Я поклялся обшарить каждую лавку, чтобы найти териак, но в ночном, спящем городе это было не так-то просто. Я бежал от лавки к лавки и требовал, чтобы мне открыли, — показывалось усталое лицо, меня бранили, я говорил, что в конунговой усадьбе захворал близкий конунгу человек. Нет ли у них териака? Ради всего святого, немного териака!
Один купец подумал и сказал, что слышал, будто у какого-то купца должно быть немного териака. Вот только у кого? У меня не было времени ждать, и я, бранясь, побежал дальше.
— Кажется, у купца с Лукового холма?… — услыхал я за спиной его голос.
Какой еще Луковый холм, подумал я и тут же сообразил, что, должно быть, это тот самый торговец, у которого я однажды купил лук. Я побежал к его лавке и постучал. Хозяин спал в маленькой пристройке за лавкой, он проснулся и вышел.
— Говорят, у тебя есть териак? — спросил я.