Конверт из Шанхая

Кузьмин Владимир Анатольевич

– Пока мы не расстались, доскажите про ваш интерес к карточной игре, – попросил господин Еренев.

– Да все очень просто. Во время игры покойный доставал бумажник – должен был доставать! – так все видели, что он не пуст.

– Это вы заключили исходя из личности убитого? – перебил Иван Порфирьевич.

– Верно. Банкир как-никак. И едет очень недавно, не мог потратиться. Опять же и всем иным должно было стать известно, что он банкир. Представиться должен был? Стало быть, все знали, что он банкир и человек небедный. Предположим, что за столом был шулер, но много

выиграть не сумел. Вот и попытался обокрасть, но разбудил жертву.

– И что? Шулера в вагонах в порядке вещей? – Иван Порфирьевич этот вопрос задал самым деловым тоном и ответ получил такой же.

– Нет, но и не редкость. Самое гадкое, что сами железнодорожники их порой пускают, а те с ними после выигрышем делятся. Но эти уперлись, что не было никого чужого помимо пассажиров. А я не верю.

– Может, зря не верите? – это уже я спросила.

– Может, и зря, – легко согласился вахмистр и потер красные, невыспавшиеся глаза. – Не сочтите за невоспитанность, но барышням вроде вас от преступлений и преступников нужно держаться подальше.

– Ну порой и от барышень следствию бывает подмога, – сказал, пряча усмешку, Еренев.

– Это вряд ли! Тут на днях газету мне приносили. Нарочно, чтобы прочел одну статью. Из газеты получается, вроде как в Томске некая молодая особа содействие полиции оказала в поимке опасного преступника. Это по словам писавшего, а между слов и вовсе получается, что та сама его схватила. Так я не поверил и вам верить не советую. Вы уж лучше книжки какие читайте, а не такие неумные выдумки.

К этому моменту мы все переместились к дверям купе, из которых только что вынесли тело несчастного Михаила Наумовича, вахмистр успел просунуть через замочную скважину и накладку на дверном косяке неким хитроумным манером бечевку, как бы связав створку двери с косяком. Второй жандарм подложил под концы бечевки дощечку и стал капать сургучом, который растапливал свечой. Вахмистр приложил к сургучу медную печать и решительно направился к выходу.

– Виноват, – резко повернулся он. – Попрощаться забыл.

И отчего-то замер на месте.

– Так вы из Томска? – спросил он подозрительно. – Господин Еренев, говорите? Вот удивительно, но аккурат вашу фамилию я в той газете читал.

– Очень может быть, – усмехнулся Еренев.

– А вы, – обратился вахмистр ко мне, – не госпожа Кузнецова?

– Кузнецова, – согласилась я.

– И хотите сказать, что в газете правду про вас писали?

– Я ничего говорить не хотела, – честно ответила я. – Но раз вы спросили, скажу – понятное дело, хоть господин Вяткин и очень хороший журналист, но уж одной только правдой не ограничился. А отчего вы спросили?

– Из любопытства. Из газеты выходило, что вы способны не хуже того английского сыщика из книжек разные выводы делать?

– Ну мало ли что в газетах напишут!

– Нет-нет. Раз вы в самом деле существуете, то, может, и способностями такими наделены, а я зря не верю? – говорил вахмистр деловым тоном, но глаза у него сделались хитрыми. – Про меня, к примеру, можете вот так сразу что-нибудь рассказать?

Я на секунду задумалась, не потому, что не

знала, что сказать, просто сразу не получалось в словах выразить то, что давно поняла про этого в целом приятного господина. Но думала я недолго.

– Родились вы, господин вахмистр, скорее всего здесь, в Сибири, в этих краях. Лет вам чуть больше тридцати. Учились в реальном училище, но не доучились.

Тут вахмистр чуть приподнял бровь, настораживаясь. А я продолжила:

– Повышение, свой новый чин, вы совсем недавно получили, хоть обещано оно было давно. Вам все еще неловко командовать своими товарищами, с которыми вы были недавно ровней. Женаты вы года два, может, меньше, но не менее полутора лет. Сегодня ваш маленький ребенок плохо спал, и вы не выспались. От недосыпания и от того, что съели за завтраком жирного, у вас случилась изжога, и вы по пути на службу заходили в аптеку. Но порошок свой так и не выпили.

С каждым словом лицо вахмистра вытягивалось все больше, он даже снова вспотел и стал утирать лоб платком. Когда я закончила, он еще раз потер воспаленные глаза и спросил:

– А может, я не выспался оттого, что на службе был? – сказал он скорее ради того, чтобы хоть что-то сказать. Похоже, я почти про все угадала верно.

– Нет, время смены уже прошло, и вы только что заступили на свой пост, – засмеялась я.

– Сдаюсь! Но как вы догадались, что я перед своими товарищами неловкость испытываю. Я же этого никак не проявил, слежу за этим, можно сказать, специально.

– Верно. Уже поэтому можно догадаться. Но вы вот и усы тоже не так давно отпустили. Если раньше усов не носили, а тут отпустили – примерно в то же время, что и повышение получили, – значит, растите их для солидности, чтобы старше казаться. Кстати, перестаньте их трогать. Это как раз несолидно и вообще некрасиво.

Мы спустились на перрон как раз вовремя, потому что к вахмистру подбежал станционный дежурный:

– По расписанию? – спросил он запыхавшись.

– Иди, звони уже, – разрешил вахмистр.

Он повернулся к нам, потянулся рукой к усам, одернул себя и сказал, засмеявшись:

– Благодарю за содействие. Потрясен, просто потрясен, сударыня. Боюсь, что теперь стану верить газетам даже больше, чем вы советуете. До свидания и счастливого вам пути.

– До свидания, – ответила я. – Если бы не обстоятельства, сказала бы, что рада была встретиться. А для ребенка лучше репейное или кедровое масло, чем присыпки, тут аптекарь вам неверный совет дал.

Вахмистр всплеснул руками, засмеялся и еще раз взял под козырек.

– И вам всего доброго, – сказал Иван Порфирьевич.

Вахмистр побежал по своим делам, придерживая на боку кобуру.

Пассажиры у вагона, слышавшие этот разговор, посмотрели на нас с уважением, а кое-кто с опаской. А уж у Маши сделались такие глаза, что я стала совершенно уверена, ей не более чем на полчаса достанет терпения не бежать ко мне с расспросами.

7

Мы вновь вернулись в вагон.

– Ну-с, рассказывайте, – сказали втроем я, дедушка и Иван Порфирьевич.