Конвоир
Шрифт:
– А пард откуда взялся?
– Дукс пожертвовал. Ты не знаешь – у него в клетке зверюга жила. Охотничий трофей. Думаешь, зачем они двойное оцепление устроили? Чтоб не разглядел никто, что это – кошка.
– Выходит, дукс знал, что все это обман?
– Да все в крепости знали. От дукса до последнего стражника.
– Зачем же они это затеяли?
– Надо же им было как-то выкручиваться. «Красные куртки» никогда
В нынешнем голосе Орена – на сей раз сипловатом, ломком – по-прежнему не слышалось враждебности. И – странное дело – Рен, пожалуй, понимал, почему. Хотя не мог бы описать словами.
– Бедная кошка, – сказал он.
Тевено в последний раз хлюпнул носом, вытер лицо рукавом.
– Пошли отсюда, – сказал Рен. – Народ сейчас из поселка повалит, лучше убраться подальше. Ты нас через лес проведешь или как?
Орен нашел им место для ночлега. И даже разрешил развести костер. Тевено, испереживавшийся за день, заснул очень скоро, а вот Рену не спалось. Ему хотелось поговорить со странным спутником, тем более, что тот держался вполне дружелюбно.
– А правда, что оборотень в любого зверя может превратиться?
– Нет. Только в зверя рода. В человека – да, в любого.
– Так. А из-за реки почему ты ушел?
– Я – изгой. У вас ведь тоже есть изгои. Но у нас это худшее наказание. Того, кто изгнан из рода, не примет ни один другой род. Нужно умирать или уходить на эту сторону реки.
– А что ты сделал?
– Там свои законы. Если я их нарушил, не жди, что я стану о них рассказывать.
Усвоив, что откровенность оборотня имеет свои границы, Рен не стал настаивать.
– Зачем же тебя к «красным курткам» понесло? Ведь на этом берегу есть оборотни, и никто подобного не вытворял… насколько я знаю.
– Здешние одичали. Оборотни дичают вне рода. Это плохо. Поэтому я пошел к «красным курткам». Они чем-то похожи на нас. И я долго там жил…
– А как только они узнали, кто ты есть, сразу поволокли на костер! Ошибся ты, парень. Не в пограничную стражу тебе было надо идти, а к нам! Я сразу это понял.
– А ты поручишься, что, когда я приду к вам, разбойники не попытаются меня прикончить?
Рен предпочел промолчать, ибо не был уверен в ответе.
– Люди есть люди, – сказал Орен. – Те крестьяне, которых я спас по дороге в Рауди, тоже хотели меня убить. Хотя не знали, что я оборотень.
Рен хотел было обидеться за людей, но передумал. Поскольку то, что произнес Орен, было как-то связано с неизъяснимым отсутствием враждебности к окружающим. Безразличие? Или чужая, древняя мудрость, растворенная в крови, и не велящая требовать слишком многого от младших и неразумных?
Неразумных по младости…
– А я украл твой оберег. И Тевено помог мне, пусть и не желал. И ты не хочешь нам отомстить?
– Это не тот поступок, за который мстят.
– Ясно. Что, мол, на дураков обижаться…
На сей раз не ответил Орен.
У Рена было в запасе еще достаточно вопросов. Например, что такое «зверь рода»? И что происходит с оборотнем, одичавшим или утратившим тейглир? Ведь, как понял Рен, оборотню необходимо общество себе подобных, или в крайнем случае людей. Если же он один, не уподобляется ли он окончательно зверю? Или человеку…
Но Рен подозревал, что и в этом случае оборотень ему не ответит.
Об одном он догадался сам: о причине настойчивых утверждений, что среди нелюдей совсем нет женщин. Вряд ли женщин отправляют в изгнание. Стало быть, нелюди сходятся с обычными, человеческими женщинами. Это понятно. Но есть ли у них дети? И что происходит – или может произойти – с такими детьми?
Подобные размышления слишком уж страшили, и, чтобы отделаться, Рен сказал:
– Все-таки, воля твоя, а я считаю, тебе нужно пойти с нами.
– Да, разбойничкам от такого, как я, выгода большая.
– Ну и что? Будто это тебя смущает. Да и самому же будет веселее. А вот насчет того, все ли тебя такого, как есть, примут… – Рен погрустнел.
– Не примут. Можешь голову не ломать.
– А! – Рен махнул рукой. – Может, никому не говорить? Тевено так точно не скажет… Хотя, Фланнану сказать бы стоило. Он умный, он поймет, что к чему. Все равно, по пути что-нибудь придумаем.
Орен смотрел на огонь. На маленький уютный костерок, ничем не напоминавший тот большой костер, на котором нынче утром его должны были сжечь. И в нынешней его физиономии, кроме цвета глаз, ничто не напоминало о прежнем, тонком и чистом лице. Но почему-то новый облик бывшего конвоира устраивал Рена гораздо больше. Может, потому, что в будущем сулил гораздо меньше неприятностей.