Координатор
Шрифт:
— Катя! — Андрей выпрямил спину. — Когда человек говорит о любви, неважно, что он имеет в виду. Главное, чтобы он не лицемерил…
— Папочка, я не называла тебя лицемером, — призналась Катя.
— Дай отцу досказать свою мысль… — сказал Андрей.
— Папа, не говори о себе в третьем лице. Я читала книжку по психологии…
— Не перебивай отца…
— Андрей, у нас не домострой, в конце концов, — Анастасия улыбнулась с таким видом, будто за её спиной стоят люди и она оправдывается перед ними.
В кухне нависло молчание.
— Котёнок, выключи телевизор, — попросила Анастасия, вставая к мойке. Она налила в губку «Фэйри» и в который раз задумалась, что же такого добавляют в него, что он так хорошо отмывает жирную посуду.
— Молекулы свободного кислорода, — прочитала она на этикетке.
— Не понял? — нахмурился Андрей, не понимая, к чему жена сказала про свободный кислород. — Я всего лишь хотел, что бы вы верили Бога. Он так много дал нам! Посмотрите, в каком доме мы живём. Мы живём в достатке. Господь любит нас.
— Папочка, ты как проповедник прямо таки стал. Спасибо, я наелась. — Катя встала из-за стола. — Хотя… А можно попробовать? Можно?
— Что можно? — нахмурилась Анастасия. Она держала в руке губку с пеной. Со стороны могло показаться, что в руке у неё маленькое облачко. Она стиснула губку, и облачко вытекло в блестящую нержавейкой мойку.
— Ну, Бога поблагодарить… — Катя задорно смотрела на родителей.
— Ты хочешь поблагодарить Бога? — спросил Андрей и кивнул, разрешая.
На подбородке Андрея рыжела бородка. Бородку он отпустил сразу же после того, как уверовал во Христа.
— Да, — Катя встала и сложила молитвенно ладони возле груди. — Спасибо Иисусу за минтай без головы. Спасибо ему за сахар песок, за перистальтику, начавшуюся в наших желудках…
— Катя! — Анастасия плюхнула облачко пены в кастрюлю с водой. Взметнулись радостные брызги.
— Да, Катя, не ожидал я от тебя такого, — Андрей облизнул губы. — Впрочем, Бог не обратит внимания на твои слова. Он просто любит тебя, как неразумного котёнка.
— Что было бы, папа, если бы ты вошёл в комнату, а я там стою на коленях перед Гэндальфом в окружении хоббитов? — настаивала дочка. — Чтобы ты подумал тогда, папочка?
Андрей хотел пожать плечами и сказать: «ничего такого не подумал бы», но осёкся на полуслове. Он понял, что слова эти дочка произнесла неспроста.
Андрей вспомнил, как полмесяца назад молился в домашнем кабинете. Он стоял на коленях спиной к двери и вдруг ощутил сквозняк по полу. По идее нужно было встать и обернуться. Сделать чуть смущенное лицо. Самую капельку, потому что ведь молитва — это общение с Богом, а не что-то предосудительное, чего стоит стесняться.
Но Андрей не обернулся и не поднялся с колен. Он сделал вид, что полностью сосредоточен на своём внутреннем мире. Потом он решил, что свидетельницей его самозабвенной молитвы была Анастасия. Оказалось, что Катя…
На иконе, перед которой он молился тогда был изображён Христос с учениками.
Гэндальф и хоббиты! Прости, Господи, мою дочь.
— Пап, ты, что не помнишь «Властелина колец»? — спросила дочка.
— Я даже спрашивать не буду, что это за фильм, — ответил Андрей, ковыряя вилкой картофель в тарелке. Раньше он всегда щедро поливал его майонезом и кетчупом. Это было раньше, когда место Христа в душе и теле занимали шашлыки и уха. Андрей вспомнил самого себя с шампурами в руках: душевно, мужики! В том-то и дело что ни хрена не душевно! Душа так же далеко от шашлыка и самой вкусной ухи, как солнце от земли.
— Это же сказка, папочка, — засмеялась Анастасия.
Иногда Андрея бесило, а иногда наоборот умиляло, когда жена называла его «папочкой». Сначала он думал, что Анастасия специально старит его. Называла его «папочкой» ещё до рождения Катьки и как бы призывала быть серьёзней, взрослее. Мол, будь готов стать папочкой. Не расслабляйся, не забывай, что ты мужчина. — Это же сказка, папочка. Евгений Евгеньевич давал нам диск с «Властелином колец». Вспомнил?
— Да вспомнил я, — отмахнулся Андрей. — Сказка и в Африке сказка.
— Сказка ложь — да в ней намёк, — поучительно сказала Катя, погладив отца по седеющим волосам.
— Нет, Катя, я настаиваю на уважении к Богу, — Андрей тяжело вздохнул и отстранился от мягкой руки дочери.
— К твоему Богу, папочка, — сказала Анастасия.
— Он не только мой, — Андрей покачал головой и поднял вверх указательный палец. Мать с дочкой многозначительно переглянулись. Андрей со значением произнёс. — Православный Бог — это Бог русских людей.
Анастасия подала шарлотку с травяным чаем и мёдом и сказала тихо:
— Андрей, пусть каждый из нас сам решает, во что ему верить. Хорошо?
Катя вылезла из-за стола и умчалась в коридор, где её мобильник заливался мрачной музыкой «Рамштайн».
— Пусть каждый решает, во что ему верить? И каждый делает что хочет? — спросил Андрей жену. — И в кого мы превратимся? В зверей диких?
— Не утрируй, — сказала Анастасия. — Ещё немного и духов вызывать начнём. Как твоя мама.
— Шаманов в нашей семье хватает, — сказал Андрей, имея в виду свою мать, державшую в центре города заведеньице под названием «Салон госпожи Елизаветы».
В то время, когда все добропорядочные бабули считают последние копейки, стоя в очередях за лекарствами, — думал Андрей раздражённо, — Моя шестидесятилетняя мамаша может позволить себе поездку на море в бархатный сезон. За финансовую независимость Андрей уважал мать, но вся оккультная мишура, которой обвешивались мать с младшим братом, порядком надоела ему.
Особенно после крещения.
— Твоя мама такая независимая, — Анастасия с трудом подбирала нужные слова. — Подумать только — она десять лет как вышла на пенсию… А по ней и не скажешь.