Копи царя Соломона (сборник)
Шрифт:
Однако Питер, не промолвивший ни слова за все это время, остановил его:
– Сэр, нам нужно сказать вам кое-что о себе.
– О себе? – с удивлением переспросил Кастелл. – Ну что ж, говорите. Впрочем, здесь не место для таких разговоров. Я думаю, что у стен тут тоже есть уши. Идите за мной.
Он провел их в старую часовню и запер дверь.
– Вот теперь говорите, в чем дело.
– Сэр, – начал Питер, – получив ваше разрешение, я просил сегодня утром вашу дочь стать моей женой.
– Я вижу, ты не терял время даром, друг мой. Если б ты поднял ее с постели или просил ее руки через дверь, то и тогда не мог проделать
– Час назад она сказала, что согласна стать моей женой.
– Ты осторожный человек, – улыбнулся Кастелл, – ведь известно, что женщина за час может изменить свое решение. А что ты скажешь теперь, Маргарет, после столь долгого раздумья?
– Что я сердита на Питера! – воскликнула Маргарет, топнув своей маленькой ножкой. – Если он не доверяет мне на час, то как он может навеки связать свою жизнь с моей?
– Нет, нет, Маргарет, – вмешался Питер, – ты не поняла меня. Я просто не хотел связывать тебя в случае, если…
– Вот ты опять говоришь то же самое! – перебила его Маргарет, раздраженная и в то же время довольная.
– Похоже, что мне лучше помолчать, – смиренно заметил Питер. – Говори сама.
– Да уж, конечно, молчать ты мастер. Я это знаю лучше, чем кто-нибудь другой, – ответила Маргарет, вознаграждая себя за томительные месяцы и годы ожидания. – Хорошо, я скажу за тебя. Отец, Питер сказал правду, я согласилась выйти за него замуж, хоть это и означает вступить в орден Молчаливых братьев. Да, я согласна, не ради Питера, конечно, – у него слишком много недостатков, – а ради себя, потому что я люблю его. – И Маргарет мило улыбнулась.
– Не шути, Маргарет.
– А почему, отец? У Питера такой торжественный вид, что этого хватит на двоих. Посмотри на него. Давай смеяться, пока это возможно. Кто знает, не придется ли нам плакать.
– Хорошо сказано, – вздохнул Кастелл. – Итак, вы решили обручиться. Я рад этому, дети мои, ибо кто знает, когда могут нагрянуть те слезы, о которых сейчас говорила Маргарет. Возьми ее руку, Питер, и клянись распятием, которому ты поклоняешься.
Питер с удивлением посмотрел на него, но Кастелл продолжал:
– Поклянитесь оба, что в любом случае, вместе и порознь, при добрых или худых вестях, в бедности или богатстве, в мирные дни или в дни гонений, в тяжких испытаниях, в радости или горе, вы останетесь верными своему слову, пока не будете обвенчаны, а после этого – верными друг другу всю жизнь, пока смерть не разлучит вас.
Кастелл произнес эти слова серьезно и взволнованно, он всматривался в лица Питера и Маргарет так, словно хотел прочитать их самые сокровенные мысли. Его волнение передалось молодым людям – они опять ощутили страх, подобный тому, который охватил их в саду, когда они увидели перед собой тень испанца. Торжественно, почти не испытывая радости, естественной в такой момент, они взялись за руки и поклялись на распятии, что через все испытания, даже те, которые они сейчас не могут предвидеть, они пронесут эту клятву и сохранят верность друг другу до самой смерти.
– И после нее, – добавил Питер.
Гордая голова Маргарет склонилась в знак согласия.
– Дети, – сказал Кастелл, – вы будете богаты. Не так много людей в этой стране богаче вас. Но, пожалуй, разумнее будет с вашей стороны не выставлять напоказ ваше богатство и не пытаться подражать знатным людям. Иначе вы возбудите зависть, и она погубит вас. Умейте ждать, и положение само придет к вам, а если не к вам, то к вашим детям. Питер, я хочу сказать тебе сейчас, чтобы не забыть, что опись всех моих капиталов и вложений в движимую собственность, в земли, суда и торговые предприятия зарыта под полом в моей конторе, как раз под тем местом, где стоит мой стул. Поднимете доски, выкопаете землю и найдете каменную плиту, под ней железный ящик с документами, инвентарными книгами, там лежат и драгоценности. Если по какой-либо причине этот ящик будет потерян, копии почти всех документов находятся у моего друга и партнера по торговле в Англии – Симона Леветта, которого вы знаете. Запомните мои слова.
– Отец, – озабоченно прервала его Маргарет, – почему ты так говоришь? Как будто ты не будешь с нами. Ты боишься чего-нибудь?
– Да, дочь моя, я боюсь, или, вернее сказать, не боюсь, а жду. Я готов встретить все, что ждет меня. Но и вы ведь поклялись, и вы сдержите клятву?
– Да, – в один голос ответили Питер и Маргарет.
– Тогда приготовьтесь принять на себя тяжесть первого испытания, потому что я не хочу больше скрывать от вас правду. Дети, вы были убеждены, что я одной с вами веры, на самом деле это не так. Я еврей, как были ими мой отец и дед еще во времена Авраама.
Эти слова произвели на Питера и Маргарет ошеломляющее впечатление. Питер от удивления раскрыл рот и второй раз за этот день побледнел; Маргарет без сил опустилась в кресло и беспомощно смотрела на него. В те времена быть евреем означало подвергаться страшной опасности. Кастелл смотрел на них обоих – их молчание показалось ему оскорбительным.
– Ах, вот как! – воскликнул он с горечью. – И вы, оказывается, как все? Вы презираете меня за то, что я принадлежу к расе более древней и благородной, чем все эти ваши выскочки лорды и короли? Вы знаете мою жизнь – сделал я что-нибудь плохое? Обманывал своих соседей или грабил бедняков? Или я насмехался над вашим причастием? Замышлял ли я крамолу против властей? Может быть, я был плохим другом или жестоким отцом? Вы качаете головой, но почему же тогда вы смотрите на меня, как на отверженного? Разве я не имею права следовать вере моих отцов? Разве я не могу молиться богу так, как мне нравится? – И он с вызовом посмотрел на Питера.
– Нет, сэр, – ответил тот, – конечно, вы можете. По крайней мере, я так считаю. Но почему же тогда вы все эти годы притворялись, что молитесь так же, как мы?
При этом прямом вопросе, столь характерном для Питера, Кастелл отпрянул, как воин, получивший неожиданный удар в самое уязвимое место. Мужество покинуло его, гнев в его глазах сменился смирением, и сам он стал как будто меньше ростом. Теперь это был обвиняемый, ждущий милосердного приговора из рук своей дочери и ее возлюбленного.
– Не судите меня жестоко, – сказал он. – Подумайте о том, что значит быть евреем – отверженным, которого каждый бродяга может оттолкнуть и оплевать, человеком вне закона, за которым охотятся в каждой стране, охотятся, как за диким волком, и, поймав, убивают для развлечения добрых христиан, предварительно обобрав его до нитки. И теперь представьте себе, что была возможность избежать всех этих ужасов, приобрести безопасность, спокойствие и защиту церкви, а затем богатство и положение.
Он остановился на мгновение, словно ожидая возражений, но Питер и Маргарет молчали, и Кастелл продолжал: