Корабль из Атлантиды (Крестный сын Мерлина - 2)
Шрифт:
Тремя днями позже Гвальхмай продолжал поиски, но уже без особой надежды.
За это время он обшарил все пыльные углы на корабле, начиная от камбуза в хвосте птицы, кончая крохотной кабиной за огромными выпуклыми глазами, по-прежнему открытыми. Из них он выглянул. Клюв лебедя был полуоткрыт. Гвальхмай потянул за рычаг и увидел, как молния с грохотом врезалась в море, и потрескивающие языки пламени начали лизать гниющие водоросли.
Значит, таким образом оружие приводилось в действие. Но где же стрелявший, где его неизвестный спаситель? Не было его ни в оборудованной лестницей шее, ведущей вниз к залу с фонтаном, ни в большем зале при входе в
Помещения внизу были более темными, хоть и тоже освещенными переливчатым мерцанием, которое испускали все стены судна. В передней, грудной части птицы размещался просторный грузовой отсек, забитый сундуками из эластичного листового металла толщиной с лист бумаги, который невозможно было ни порвать, ни разрезать мечом. Сундуки легко открывались, если их потянуть за небольшое ушко, всегда находящееся в верхнем правом углу. Когда крышка откидывалась, раздавалось шипение входящего внутрь воздуха: то есть сундуки были загерметизированы.
Эта находка спасла ему жизнь. В некоторых сундуках Гвальхмай нашел сушеные фрукты, в других - густую мясную пасту, похожую на пеммикан, вкусную и питательную. Любой продукт следовало лишь размочить в воде: тогда он разбухал и превращался во вкусную пищу. За прошедшие три дня юноша научился распознавать знаки на крышках, обозначавшие два вида продуктов. И хотя он был уверен в существовании и других запасов съестного, уже найденная им пища вполне удовлетворяла его нужды.
Случайно прислонившись к кнопке на стене, Гвальхмай обнаружил в камбузе печь: при нажатии кнопки установленная в металлическом ящике у стены решетка начала мерцать красным светом. Над этими раскаленными прутьями Гвальхмай готовил нехитрую пищу в горшках необычной формы и ел ее с помощью рук и ножа из мисок, подобные которым ему никогда не приходилось видеть прежде.
Из труб в стене лилась вода, поступавшая, как полагал юноша, из резервуара в верхнем зале, где постоянно бил фонтан.
В центре корабля, ниже уровня воды размещалось машинное отделение. Здесь Гвальхмай был совершенно сбит с толку. Назначение механизмов, очевидно, состояло в приведении корабля в движение по воде.
Юноша мог проследить систему массивных стержней и рычагов, которые тянулись от лап огромного лебедя. Он рассудил, что до повреждения крыла судно это могло летать, подобно судам, изображенным на стенах большого зала, и утвердился в этой мысли по ходу дальнейшего исследования. Часть стержней, способных эксцентрически двигаться и сгибаться, приводила в движение рычаги оперенных крыльев, что подтверждало правильность этой догадки. Но Гвальхмай по-прежнему оставался в недоумении, будучи не в состоянии понять природу двигающей корабль силы.
Машинное отделение приводило Гвальхмая в трепет. Постоянное жужжание и гул порой перекрывались угрожающим ворчанием, доносившимся из глубины механизма. В такие моменты кольцо Мерлина, которое юноша по-прежнему носил на пальце, становилось горячим. Объяснить причины этого явления Гвальхмай не мог, но интуитивно чувствовал, что это предупреждение об опасности, и настораживался. Кроме того, время от времени без видимой на то причины металлические детали при трении друг о друга высекали жирные голубые искры - и это тоже заставляло звенеть напряженные нервы Гвальхмая. Под металлическими пластинами пола, здесь совершенно прозрачного, юноша увидел маленькую рыбку, метнувшуюся прочь. Он ничего не стал здесь трогать, хотя жадное любопытство и заставило его лавировать
Все-таки жизнь здесь была! Юноша ощущал ее присутствие в воздухе: что-то легко покалывало его кожу, обжигало скальп, заставляло вставать волосы дыбом и пощипывало ступни. Но то была не известная ему форма жизни.
Ничего человеческого не ощущалось в пронизывающих его волнах холодной ярости. Гвальхмай не испытывал страха. Смелость его никогда не ставилась под сомнение. Но тревога охватывала его в сем вместилище силы, и он теперь не находил возможным допустить наличие эмоции, хотя бы отдаленно напоминающей человеческие, в качестве составной части сей дикой ненависти, которая давила и плотно облегала его со всех сторон, словно вторая кожа.
На третий вечер Гвальхмай почти окончательно убедился в бесполезности дальнейших поисков. Он сидел в зале с фонтаном, рассеянно плеща руками в воде, и хмуро разглядывал прекрасную статую. Зеленый свет, тускнеющий по мере того, как солнце опускалось за горизонт, наполнял зал покоем и красотой. Есть в этом цвете некое целительное свойство. Это цвет всего живого, цвет самого жизненного сока Матери-Земли, благословение и блаженство сокрыты в нем. В этом, и только в этом зале Гвальхмай чувствовал себя желанным гостем.
Вдруг одиночество показалось юноше просто нестерпимым, и воспоминания бурным потоком хлынули в его сознание. Ацтлан, отец и мать, важная миссия и клятва выполнить ее, лица мертвых товарищей, приходящихся ему братьями все это и больше этого вспомнил Гвальхмай в потоках струящегося света и уронил лицо в ладони, и застонал от сознания безнадежности своего положения.
Затерянный в водных просторах пленник на таинственном корабле, прочно застрявшем в море водорослей! Одинокий, не имеющий возможности выполнить свою клятву. Здесь он нашел лишь одного товарища: слепое бесчувственное изделие из металла, прекрасное, как сон ангела, но лишенное голоса, эмоций, души.
И тишина тяжело висела над ним. Не летали в тех небесах птицы, не выпрыгивали рыбы из-под покрова водорослей, не жужжали насекомые в горячем воздухе. После того как Гвальхмай проник в это святилище в первый день, никакие звуки, кроме журчания фонтана, да угрожающего рева, доносящегося из вместилища загадочной силы, не нарушали мертвую тишину корабля. Юноша наступал на белые и черные квадратики, топал по полу темного коридора - но ни тончайшим звоном, гармоничным ли, нет ли, не отвечал корабль на его усилия. И Гвальхмай слышал лишь шум, производимый собственными ногами.
Сидя и рассматривая искусное произведение какого-то давно умершего художника, юноша понял, что даже прошлое одиночество на безлюдном драконоголовом корабле предпочел бы он настоящему - ибо там не было этого подобия жизни, призванного дразнить и мучить его.
Гвальхмай вспомнил, как в далеком детстве развлекал его старый седобородый крестный, Мерлин, заставляя похожий на человечка корень мандрагоры прыгать и скакать перед ним.
Он помнил то заклинание. Не попробовать ли его? И вдруг словно тихий шепот раздался над ухом Гвальхмая: ему внезапно пришло в голову, что никакой нужды в магии - черной ли, белой ли - вовсе нет. На этом корабле ему стоило лишь отдать приказ, чтобы любое желание его исполнилось. Ничто не подтверждало подобную мысль - то была лишь случайная фантазия. На корабле не было ни человека, ни вещи, способной исполнять приказания. Тем не менее, данное соображение подвергло Гвальхмая на дальнейшие раздумья.