Корабль, который искал
Шрифт:
Глава 5
— Должен тебе сказать, Тия, — добродушно говорил доктор Кенни, уютно устроившись перед ее главным экраном, — что беседовать с тобой лицом к пилону куда приятнее, чем обмениваться сообщениями с двойной задержкой. Все-таки четыре часа дожидаться ключевой фразы шутки — это немного чересчур.
Он сидел лицом к пилону, а не к экрану — тот же знак любезности, что обычно демонстрировал Алекс. Самого Алекса на борту не было — он отправился вниз, на базу, проматывать полученную премию, пока Тия болталась в ремонтных доках на орбите. Но поскольку до «Гордости Альбиона» было рукой подать, доктор
Новую версию его инвалидной коляски наконец-то довели до ума, и доктор Кенни пользовался именно ею. Под платформой и сиденьем скрывался основной источник питания, ноги до пояса были упрятаны в блестящий экзоскелет, и Тия думала, что он похож на какого-то древнего царя-воителя, восседающего на троне.
— Большинство моих одноклассников шуток просто не понимают, — хихикнула Тия. — Похоже, у них плохо с чувством юмора. Вот и приходится делиться шутками с вами, мягкотелыми.
— Большинство твоих одноклассников — холодные и чопорные, как искусственные интеллекты, — ответил доктор. — Не волнуйся, лет через десять они станут более раскованными. По крайней мере, если верить Ларсу. Он говорит, что общение с обычными людьми заражает даже самых твердолобых капсульников. Ну, и как тебе жизнь с партнером? Насколько я помню, это был один из твоих главных страхов: что ты удвоишь свой долг, как Мойра, из-за того, что станешь разбрасываться пилотами.
— Знаете, Кенни, Алекс мне действительно нравится, — медленно ответила она. — Особенно после той истории с зомби. Мне неудобно в этом признаваться, но… Он нравится мне даже больше, чем вы, или Анна, или Ларс. Собственно, об этом я и хотела поговорить с вами, когда вы мне позвонили. Я… я действительно доверяю вашим суждениям.
Кенни кивнул с понимающим видом.
— И, поскольку я никаким боком не связан с программой подготовки «мозгов» и «тел», я не обязан буду докладывать о том, как сильно ты привязалась к своему пилоту.
Он ехидно подмигнул пилону.
Тия позволила себе немного расслабиться.
— Ну да, и это тоже, — призналась она. — Кенни, я просто не знаю, что думать! Он небрежный, забывчивый, немного импульсивный — а вкусы в одежде у него просто жуткие! — и тем не менее я предпочту иметь своим партнером скорее его, чем кого-то еще в целой Галактике. И разговаривать с ним мне приятнее, чем с одноклассниками, — а ведь для капсульника одноклассники должны быть самыми близкими людьми!
Должны быть — вот в чем дело, не так ли? В ее жизни почти все не так, как должно быть. Если бы все пошло так, как должно было пойти, она бы сейчас проходила практику в Институте археологии, а не работала на него. И была бы не капсульницей, а обычным человеком.
Но, с другой стороны, если бы ты всю жизнь думала только о том, как все должно быть, где бы ты была сейчас? Ты стала тем, что ты есть, пытаясь извлечь лучшее из того, что есть.
— Ну что ж, Тия: ты ведь провела первые семь лет своей жизни, наиболее важные для формирования личности, как обычный человек, — мягко напомнил Кенни. Следующие его слова перекликались с ее собственными мыслями: — Ты никогда даже не думала, что очутишься в капсуле, в то время как твои одноклассники никогда не знали ничего, кроме своих капсул и учителей. Это как с вылупившимся цыпленком: что он первое увидит — то и полюбит.
— Ну, я… я не говорила, что люблю его! — пролепетала Тия, внезапно
Кенни лишь невозмутимо взглянул на ее пилон с тем самым выражением лица, которое Тия так хорошо знала. Это выражение означало, что Тия говорит не всю правду и что Кенни это видит.
— Ну… разве что чуть-чуть, — призналась она тихо-тихо. — Но это не значит, что я такая же, как обычные люди…
— Друзей тоже любят, знаешь ли, — заметил Кенни. — Это признано много веков тому назад, и даже ваши узколобые Советники не станут с этим спорить. Вспомни тех же греческих философов — они различали три вида любви, и только один из них имел отношение к телу. «Эрос», «филия» и «агап э ».
— Сексуальная, братская и религиозная, — перевела Тия. Ей стало немного спокойнее. — Ну ладно. Значит, это филия.
— Ларс переводит это как «любовь, связанная с телом», «любовь, связанная с разумом» и «любовь, связанная с душой». В твоем случае это даже лучше подходит, — уточнил Кенни. — Тут может идти речь как о филии, так и об агапэ.
— Ну да, пожалуй, вы правы… — сказала она, смутившись.
— Тия, дорогая моя, — сказал Кенни чуточку снисходительно, — в том, чтобы признаться, что ты любишь своего пилота, ничего плохого нет. На случай, если ты забыла: первые слова, которые ты передала мне из своей новой капсулы, были: «Доктор Кенни, я вас люблю!» Откровенно говоря, мне куда приятнее услышать от тебя это, чем что-то «более уместное».
— Что, например? — с любопытством спросила Тия.
— Ну… Ну, например, — и он пронзительно заговорил чопорным тоном: — «Да, доктор Кеннет, я вполне довольна действиями моего „тела“ Александра. Полагаю, мы с ним сработаемся. Наше последнее задание было выполнено вполне приемлемо».
— Ой, вы говорите как Кари, ну точь-в-точь как Кари! — рассмеялась Тия. — Ну да, вы правы — но попробуйте представить, как бы я могла вести подобный разговор с одним из моих Советников!
Кенни скривился и воздел руки.
— О ужас! — возопил он с выражением лица, которое вполне соответствовало его негодующему тону. — Как вы могли? Да вы вообще не имеете права испытывать какие-либо чувства! АГ-1033, я буду вынужден доложить о том, что ваше психическое состояние нестабильно!
— Вот именно, — ответила она, посерьезнев. — Иногда мне кажется, что из нас хотят сделать просто искусственные интеллекты, разве что более совершенные. Наделенные самосознанием и способные к осмысленной деятельности, но при этом, перед тем как запихнуть тебя в капсулу, кто-то берет скальпель и отсекает ту часть твоей души, которая способна испытывать чувства.
— Видишь ли, дорогая, они ходят по лезвию ножа, — объяснил Кенни не менее серьезно. — Твоим одноклассникам не хватает того, что было у тебя: физического контакта с родителями. Они никогда ни до чего не дотрагивались; они никогда не знали ничего, кроме очень искусственной среды. Они на самом деле просто не понимают эмоций, потому что им никогда не позволяли испытывать их или наблюдать их вблизи. На самом деле не могу сказать, что я не представляю себе, каково им впервые очутиться в реальном мире, населенном нами, мягкотелыми. Они буквально попадают в иной мир, такой же чуждый и непонятный, как любая инопланетная культура. В определенном смысле было бы лучше, чтобы все они получали профессии, в которых им никогда не пришлось бы сталкиваться с людьми лицом к лицу.