Корабль мертвых
Шрифт:
Это их успокоило, и они вывели меня на верную дорогу к Антверпену.
Я шел туда целый час.
Устал ужасно. Хотелось лечь и уснуть.
Я боялся, что какой-нибудь нервный пограничник выстрелит в меня и просто обмер весь от страху, когда кто-то в траве ухватил меня за ногу. При этом в глаза мне ударил яркий сноп света.
– А ну стой! Куда это вы идете?
– В Антверпен.
Выговор у них был голландский, а может, фламандский.
– В Антверпен? Ночью? Почему не идете по шоссе, как все порядочные люди?
На этот раз я решил ничего не скрывать. Я американец, моряк, отстал от своего корабля… Внимательно выслушав меня, они переглянулись.
– Другим рассказывайте такую ерунду. Только
Но и в карманах моих они ничего такого не нашли. Дурная привычка, залезать всем встречным в карманы. Я спросил, не могу ли чем-то помочь? Если они скажут, что именно ищут, я честно скажу, есть это у меня или нет.
– Мы сами знаем, что ищем!
От этой присказки я не стал умнее. Но сделать ничего не мог. Уверен, что все человечество делится на людей, которые обыскивают карманы, и на людей, которые выворачивают карманы. Вполне может быть, что все мировые войны только для того и ведутся, чтобы узнать, чья сегодня очередь выворачивать карманы. Когда все эти формальности были улажены, мне сказали:
– Ладно. Вон там дорога на Роттердам, идите прямо и не вздумайте сюда возвращаться. Если еще раз наткнетесь на пограничную стражу, легко не отделаетесь. У вас в вашей идиотской Америке, наверное, нечего есть, если вы все время лезете сюда к нам – объедать бедных голландцев.
– Я участвовал в вашей войне…
Но они и слушать этого не хотели:
– Так все говорят.
Ага, значит, не один я плутаю по этим лугам.
– Вон дорога на Роттердам. Видите? Советуем не сбиваться с правильного пути. Скоро рассвет, вас со всех сторон видно. Роттердам хороший город. Если вы правда моряк, найдете там корабль.
От частого повторения слова не становятся правдой. По дороге меня нагнала повозка с молоком, и часть пути я проделал не пешком. Потом меня нагнал грузовик, и на нем я проехал еще часть пути. Так миля за милей я приближался к Роттердаму. Когда люди не имеют отношения к полиции, они становятся вполне терпимыми, мыслят разумно и рассуждают здраво. Я доверчиво делился с попутчиками своими впечатлениями о полиции разных стран, ни от кого не скрывал, что не имею документов, и они не только не сдали меня в ближайший участок, но даже накормили, дали выспаться, добавив к этому несколько советов насчет того, как вернее обойти полицию. Вот странное дело. Никто не любит полицейских, но только им разрешается рыться в наших карманах.
9
Тридцать франков, когда их меняешь на голландские гульдены, невеликая сумма. Кончились они сразу. Зато, слоняясь в порту, я услышал двух англичан. Очень смешно слышать со стороны англичан. Они утверждают, что янки не умеют говорить по-английски, но язык, на котором они сами говорят, это вообще не английский. Терпеть не могу красно-головых. В какой порт ни придешь, их там набито как сарделек. В Австралии, в Китае, в Японии. Не успеешь пропустить стаканчик, тебя окликают:
– Эй, янки.
Стараешься не обращать внимания, потягиваешь джин. А они подначивают:
– Who won the war?Кто выиграл войну, янки?
А откуда мне знать? Уж не я, это точно. И даже те, кто считают себя победителями, не сильно болтают об этом.
– Эй, янки! Who won the war?
Как ответить правильно, если их много, а ты один? Скажешь «мы», тебя от души отделают. Скажешь «французы», получишь не меньше. Скажешь «я», отделают еще крепче. Скажешь «Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка», опять тебя отделают. Промолчишь, еще хуже. А скажешь «вы», это будет ужасной ложью. Я этого не хочу. Вот и получается, что они отделают тебя в любом случае.
– С какого корыта? – поинтересовался я.
– О, янки! – удивились англичане. – Ты что тут делаешь? Мы тут никогда не встречали американцев.
– Оказался за бортом. Теперь не могу сняться с якоря.
– Не имеешь страховки, что ли?
– Верно.
– И хочешь улизнуть отсюда? Земля горит под ногами?
– Верно.
– Мы тут с одного шотландца.
– А куда идете?
– В Булон. Франция. Можем подбросить. Но дальше никак. Боцман у нас собака.
– Когда уходите?
– Приходи к восьми. К этому времени боцман уже поддатый. Мы будем на корме. Если фуражка на мне будет сбита на затылок, все в порядке, если же нет, потолкайся внизу немного. Но не под самым носом. А если попадешься, пусть тебе набьют морду, нас не выдавай. Ясно?
В восемь я был на пирсе. Фуражка на новом моем приятеле была сбита на затылок. Таким образом я добрался до Булона и оказался во Франции. Остатки денег ушли у меня на железнодорожный билет до первой станции. Французы учтивы, они не досаждают пассажирам. Я добрался до Парижа, хотел ехать и дальше, но тут начали проверять билеты. Опять появилась полиция. Как везде. Настоящее вавилонское столпотворение. Я знаю несколько слов по-французски, они несколько слов по-английски. Остальные слова выглядели сплошной загадкой. Откуда прибыл? Из Булона. Как попал в Булон? На корабле. Покажите корабельную книжку. Нету у меня корабельной книжки. «Что? У вас н-е-е-ет корабельной книжки?» Я понимаю этот вопрос уже на всех языках. Спроси хоть на хинди, все равно пойму, потому что этот вопрос всегда подкрепляется жестом, в значении которого ошибиться никак нельзя. «И паспорта нет! И удостоверения личности! И никогда не было!» – все это я выпалил залпом. Не хотелось тратить время на размазывание каши по столу. Почти минуту фараоны молчали, я их сумел все-таки озадачить. Но новый вопрос они все-таки изобрели. Касался он, конечно, железнодорожного билета. Но у меня и билета не было. Вот почему я так спокойно держался. Когда меня привели в участок, я и там держался спокойно. Я ведь заранее знал, о чем меня будут спрашивать. И точно. Они опять прикопались к билету и к документам, но чего нет, того нет. Все кончилось тем, что мне дали десять суток тюрьмы. Но не за отсутствие документов, а всего лишь за обман железнодорожных чиновников.
Французскую тюрьму забыть трудно.
Первый день.Баня, обыск, выдача белья, помещение в камеру.
Второй день.Явка к кассиру для получения квитанции за отобранные у меня мелкие деньги. Повторное установление личности и занесение его в толстую почетную книгу. После обеда визит тюремного священника. Он хорошо говорил по-английски. Так он сам утверждал. Но на таком английском говорили, может, во времена Вильгельма Завоевателя, не знаю. Но я, конечно, виду не подал, что ничего не понимаю. Мы здорово с ним поболтали. Он все время употреблял слово Goat. Я был совершенно уверен, что он проклинает какого-то козла, но, оказывается, он так обращался к Богу.
Третий день.Перед обедом меня спросили, пришивал ли я когда-нибудь тесемки к рабочим фартукам. Я ответил, что никогда не занимался этим. Тогда меня определили в фартучное отделение.
Четвертый день.Перед обедом мне выдали ножницы, грубые нитки, иглу, наперсток. Правда, наперсток оказался слишком мал. Но других не было, и я не стал скандалить. После обеда специальный человек показал, как я должен всем этим пользоваться, и как потом должен положить все на табуретку, а табуретку выставить на середину рабочей камеры, перед тем, как ее покину. Кстати, на дверях висела табличка «Разрешено пользоваться: ножницами, иглой, наперстком».