Кораблекрушение «Джонатана»
Шрифт:
И все же дерзость индейцев казалась непонятной. Несмотря на присущую им жадность, вряд ли они рискнули бы без особых к тому причин напасть на такое большое поселение белых людей, как Либерия.
Кау-джер не имел ни малейшего представления, в какой части острова он может встретиться с патагонцами. Где они сейчас? Уже в пути или еще не покинули места высадки? В последнем случае (по сведениям, полученным от гонца) им предстоял переход в сто двадцать — сто двадцать пять километров, для чего потребовалось бы не менее
Так как остельские дороги еще не были полностью восстановлены, Кау-джер, отправившись в путь утром 10 декабря, мог наткнуться на передовые отряды индейцев не ранее вечера 11 декабря.
Неподалеку от Либерии дорога шла берегом Тихого океана, потом, петляя по долине, направлялась к крутому перевалу через высокий горный хребет. На 95-м километре от Либерии она пересекала узкий перешеек полуострова Дюма и тянулась дальше вдоль пролива Бигл.
По этой-то дороге и следовал отряд Кау-джера, к которому по пути присоединилось несколько фермеров на собственных конях.
Тем колонистам, кто имел личное оружие, Кау-джер приказал укрыться по обе стороны дороги в самых недоступных для патагонцев местах, там поджидать врага, обстреливать его и сразу отступать в горы. Он советовал стрелять в лошадей, потому что спешенный патагонец не представляет опасности.
Все остальные, не имевшие ружей, должны были разрушить дорогу. Кроме того, Кау-джер приказал в течение суток уничтожить весь урожай на окрестных полях и все запасы продовольствия на фермах, дабы лишить врага источников питания.
Жителям ближайших ферм ведено было укрыться в усадьбе Ривьера, захватив с собою оружие, а также топоры и косы. Окруженная высоким забором и защищенная многочисленным гарнизоном, усадьба превращалась в настоящую неприступную крепость.
Кау-джер, как и предполагал, достиг перешейка полуострова Дюма 11 декабря, в 6 часов вечера. Здесь не было никаких следов патагонцев. Но теперь, по мере приближения к месту их высадки, требовалась исключительная осторожность, так как в это время года темнело очень поздно.
Только через пять часов показались огни костров неприятельского лагеря. Индейцы сделали привал, чтобы дать отдых коням.
Маленький отряд Кау-джера насчитывал всего тридцать два ружья, включая и его собственное. Но в глубине острова сотни людей старались преградить путь захватчикам: копали рвы, валили деревья, сооружали завалы.
Обнаружив патагонцев, отряд Кау-джера остановился в пяти-шести километрах от перешейка полуострова Дюма. Лошадей отвели в горы, а спешенные всадники, рассеявшись по обрывистым склонам дороги, стали поджидать неприятеля.
Кау-джер не хотел вступать в открытый бой. Он считал, что в данных условиях наилучшая тактика — партизанская война. Защитники острова, скрывающиеся в зарослях на холмах, будут обстреливать врага в то самое время, когда он попытается преодолеть воздвигнутые на его пути препятствия. Известно, что патагонцы не слезают с коней, чтобы преследовать пеших стрелков.
На следующий день, 12 декабря, в 9 часов утра, показались первые отряды патагонцев. За три часа они прошли двадцать пять километров. Медленно двигаясь сомкнутым строем по дороге, ограниченной с одной стороны морем, а с другой крутыми горами, они представляли прекрасную мишень для остельских стрелков.
Внезапно загремели выстрелы. Первые ряды попятились, вызвав смятение во всей колонне. Пули колонистов попали в цель: один индеец извивался в предсмертных судорогах на обочине дороги; две лошади были убиты.
Поскольку других выстрелов не последовало, патагонцы снова тронулись в путь, но через полкилометра натолкнулись на заграждение из поваленных деревьев. Пока они расчищали путь, снова раздались выстрелы — упало еще несколько лошадей. Этот тактический прием успешно повторялся раз десять, пока голова колонны не подошла к перешейку полуострова Дюма. Здесь дорога, суживаясь, проходила через ущелье, где возвышался новый мощный завал, а перед ним был вырыт широкий и глубокий ров.
И вновь, как только индейцы приступили к расчистке пути, на левом фланге возобновилась ружейная пальба. Одни стали отстреливаться наугад, другие же спешили разобрать завал.
Перестрелка усиливалась. Пули свинцовым дождем поливали дорогу, и первые отважившиеся проникнуть в опасную зону были убиты. Индейцы заколебались.
Вся вражеская колонна была на виду у остельских стрелков. Она растянулась больше чем на полкилометра. Из конца в конец то и дело скакали всадники — по-видимому, гонцы, передававшие приказы вождя.
Несколько раз патагонцы пытались продвинуться вперед, и всякий раз терпели неудачу. Только к вечеру они смогли разобрать завал. Теперь ничто, кроме пуль, не преграждало путь наступающим.
И вдруг, решившись на отчаянный прорыв, патагонцы пустили коней в галоп. Три человека и двенадцать лошадей остались на месте, остальным удалось прорваться.
Через пять километров, на открытой местности, где им ничто не грозило, индейцы остановили коней и устроили привал на ночь, а колонисты продолжали свое планомерное отступление, подготовляя позиции на завтра.
На следующий день враг потерял пять человек и тридцать коней. У остельцев же был только один раненый.
На третий день остельцы повторили тот же маневр. К двум часам пополудни патагонцы, проделавшие с начала наступления шестьдесят километров, добрались до вершины горы. После трехчасового непрерывного подъема люди и животные окончательно выбились из сил и были вынуждены расположиться на отдых перед ущельем. Кау-джер воспользовался этим и занял позицию впереди, на некотором расстоянии от них.