Шрифт:
1. Сильная вода
Удар был настолько сильным и неожиданным, что никто не удержался на месте, все повалились на палубу.
Через десять минут все было кончено: моторная лодка, получив огромную пробоину в носовой части, погрузилась в воду. Река несла на себе, по дрожащей лунной дорожке, около десятка человеческих голов – темных и круглых, как арбузы, – и небольшую лодку с задранным носом – «шитик» поместному – с остальными пассажирами.
Еще через десять минут люди вылезли из воды и из лодки на усыпанный
Небольшая экскурсия молодежи – студентов и работников местных заводов – сделала здесь, на берегу Ангары, не предусмотренную планом остановку.
На лужайке, у одинокой старой ели, вскоре весело постреливал искрами огромный костер. На треноге из палок закипала вода в котелке.
Люди сидели у костра полуобнаженные и сушили одежду.
Лоцман Евсей Иванович (по старой памяти все водители мелких судов на Ангаре назывались еще лоцманами), кряжистый старик с кругло подстриженной седой бородой, перетаскивал из шитика на берег припасы, которые были захвачены с мотолодки.
Профессор гидрологии Мочагин, высокий толстый человек со старомодными круглыми очками на носу, держа у огня на распяленных руках косоворотку (при выходе из шитика он упал в воду и искупался), гудел, обращаясь к соседу, Жану Кларетону:
– Мы теперь в бедственном положении, и нужно назначить настоящего начальника экспедиции…
Жан Кларетон, французский коммунист, инженер, уже немолодой, ответил с сильным акцентом:
– Не стоит! Пошлем лодку в Новобратск, и дня через два за нами придет катер… Евсей Иванович, – обратился он к лоцману, – сколько надо плыть в нашей лодке до Новобратска?
Евсей Иванович сложил под елью мешок с консервами и ответил:
– Не больно пылко несет теперь, а все же завтра к вечеру шитик там будет. Раньше бы часов за пять слетали…
– Почему такая разница? – спросил Жан Кларетон, поправляя хворост в костре.
Но надо было, однако, решить, что делать, и разгорелся спор. Предлагали разные проекты. Наконец согласились, что лучше всего все-таки послать шитик в Новобратск.
Из темноты показалась группа молодежи с охапками валежника и хвороста.
Спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, они со смехом и шутками подошли к костру и свалили топливо в огромную кучу.
Среди общего шума послышался протест Веры. Она стояла в багровом свете костра, стройная, небольшого роста, в коротких шароварах и легкой майке, с голыми икрами тренированной альпинистки.
– Виктор, – громко обратилась она к молодому человеку, высокому, плечистому, с бритой головой, – мы больше не пойдем… Пусть эти лодыри теперь идут, – она указала на ребят, сидевших у костра.
– Правильно! – послышались крики. – Правильно!
– Гони феодалов! Очищай место у костра!
Пришедшие стали тащить сидевших, те сопротивлялись:
– Ведь хватит пока топлива! Дайте обсушиться! Потом пойдем!
Виктор, Вера и весь их отряд были неумолимы.
– Именем пятой пятилетки! – рычал Виктор среди шума, смеха, криков, таща за шиворот тщедушного Гаврика.
…Ушли. Пришедшие уселись вокруг костра и вскоре затихли, энергично взявшись за консервы.
Жан Кларетон опять спросил:
– Так почему же такая разница, Евсей Иванович?
– А как же? Братская плотина Ангару подняла во как! И пылкости в ней не стало. Раньше летит, бывало, шитик через шиверы и падуны, инда дух захватывает. Сильная была вода! А нынче на спокое, словно ребенка на руках несет – не колыхнет.
– Девяносто метров высоты, батенька, плотина-то, – прогудел профессор Мочагин. – Немного таких плотин во всем мире найдете. Она подпирает Ангару на пятьсот километров, до самого Черемхова. Не только все перекаты и пороги, по-старому, по-местному шиверы и падуны, перекрыты, а даже такие города, как Братск, Балаганск, ушли под воду. Теперь-то Ангара – тихоня по сравнению с тем, что было. Ведь у нее на тысячу восемьсот километров протяжения общее падение – исток выше устья – четыреста восемьдесят метров! Были места, где на каждый километр – тридцать-сорок сантиметров падения. Такое было стремительное течение, что до тридцатиградусных морозов река не замерзала.
Только пар, бывало, стоит над ней густым туманом, дымится река, в теснинах клокочет, как кипяток.
– Очень жалею, что не удастся теперь осмотреть эту гидростанцию, – сокрушался Жан Кларетон. – Ах, как жаль! Ведь это самая крупная установка в мире – на два миллиона шестьсот тысяч киловатт!
– Да почему же не сможете? – спросил Виктор, поедая с аппетитом консервы из дичи. – Куда вам так торопиться?
– Мы потеряем с этой печальной аварией не менее чем три дня, – ответил Жан Кларетон, – а я должен как можно скорее вернуться на работу. Директор нашей электростанции заболел, и я должен заменить его. А вы бывали на Братской гидростанции? – обратился он к профессору Мочагину.
– Ну как же! Я работал на ее стройке. Да… Вы много потеряете, не осмотрев ее!
Вера подбросила хвороста в костер.
– Вы знаете, – сказала она, усаживаясь на место, – когда я думаю о том, что мы сделали с Ангарой и вокруг Ангары, у меня от восторга дрожь по телу пробегает. Мечта первой пятилетки – я тогда была еще ребенком – стала теперь, в пятьдесят первом году, в конце пятой пятилетки, реальностью. Я химик, работаю на Гандюхинском металлургическом заводе. Там применяются совершенно новые методы работы…
– Это ты про бездоменное получение железа? – спросил Веру Игнат, коренастый парень с огромной шевелюрой. – Она мне уши прожужжала сегодня на мотолодке об этой диковине.
– Да, – кивнула ему Вера, – и об электроплавке. Раз вся Ангара со своих гидростанций дает ток по три-четыре десятых копейки за киловатт-час работы, то почему не применять эту баснословно дешевую, почти даровую электроэнергию и для электроплавки сталей вместо древнего доменного процесса с его низким коэффициентом полезного действия?