Корабли Мериора
Шрифт:
Справа послышались осторожные шаги. Это мог быть только Джирет. Никто из бойцов не рискнул бы подкрасться к нему, зная, что Каол бьет без промаха.
— Ну как, нашел послание?
Каол повернул кинжал и стал вытирать другую сторону лезвия.
— Если гонец молчит, придется мне немножко сдавить ему глотку. Начнет задыхаться, глядишь, поразговорчивее станет.
Рослый, невозмутимый, словно мраморная глыба, Джирет Рыжебородый предусмотрительно отодвинулся от Каолова кинжала.
— В этом нет надобности.
Каол еще раз взглянул на сумку с вышитым львом, затем выпрямился и с подозрением
— Понимаю. Ты уже прочел все, что надо.
Он отшвырнул перепачканную кровью сумку подальше.
— Если новости дрянные, не надо их от меня скрывать. Каол убрал кинжал в ножны, потом запихнул себе в рукав парный нож.
Джирет подал ему хрустящий лист пергамента.
— Наш господин наконец-то дал о себе знать.
— Своевременно, ничего не скажешь.
Каол сощурился, торопясь просмотреть все листы, пока совсем не стемнело. На последнем красовалась печать с изображением такого же льва. Седой командир даже кашлянул от удивления.
— Джелот? Говоришь, принц Аритон находился там? Молодой граф, к которому ныне перешло управление северными провинциями Ратана, достаточно изучил характер своего командующего и знал, что иногда его вопросы лучше оставлять без ответов. Пока Каол читал, Джирет разглядывал зловещие следы их недавнего налета: связанных людей, бездыханные туши волов, повернутые в разные стороны повозки. Поодаль паслись захваченные лошади. Сами бойцы, соблюдая вынужденное молчание, продолжали начатую работу.
Жаль, что в караване было мало лошадей. Чем их больше, тем быстрее можно покинуть место нападения, хотя следы конских копыт увеличивали риск погони. Поскольку погода благоприятствовала наемникам, бойцы ратанских кланов не обременяли себя лишним имуществом и ограничивали стоянки двумя-тремя часами ночного сна.
— Ученик магистра Халирона! — воскликнул Каол. Он любил читать неторопливо, обдумывая каждую фразу.
— Фаленит верен себе. Как хитро он это придумал! И почему мы раньше не догадались, что он может сменить обличье?
— Вряд ли это была уловка.
Джирет хорошо помнил, как, еще будучи мальчишкой, он подслушал ночной разговор между Аритоном и старым менестрелем. Халирон тогда корил принца за пренебрежительное отношение к своему таланту. Вообще-то Джирет старался не вспоминать о времени, когда его родители и сестры были еще живы. Чтобы подавить душевную боль, он стиснул челюсть. Затаив дыхание, молодой варвар ждал, когда Каол доберется до последних строк, где перечислялись разрушения, вызванные музыкой Аритона Фаленско-го во время празднества в резиденции джелотского мэра.
— Даркарон меня побери!
Каол скатал листы в тугую трубку и скрепил металлическим кольцом. Оно чиркнуло по его кольчуге.
— Надо думать, гонец знает, что написано в послании.
Джирет вглядывался в темноту. Ветерок шевелил головки цветов возле его сапог, забрызганных подсыхающей воловьей кровью. Юный Валерьент предугадывал безжалостную логику Каола: если гонец знает имя виновника джелотского погрома, он расскажет об Аритоне везде и всем. Наверняка и возницы наслышаны об этом, и никакие клятвы не заставят их молчать. Значит, нужно любой ценой сделать так, чтобы наместник Итарры подольше не знал о джелотских событиях.
— Эт
— Рано я обтер свой кинжал.
Эти слова, по сути означавшие смертный приговор почти трем десяткам человек, седовласый боец произнес будничным тоном. Скорее всего, он уже принял решение.
Однако Джирет знал своего командующего лучше, чем погибшего отца, и не торопился воспринимать его угрозы всерьез.
— Нам нельзя рисковать, — сказал он Каолу.
Прошедшие годы так и не уменьшили остроту горя. Джирет потерял не тодько родных. Выступление итарранской армии против Аритона Фаленского почти полностью уничтожило несколько ратанских кланов.
— Мы не обязаны рассказывать нашим об этом. Так будет спокойнее.
Свиток полетел на землю. Ручища Каола сжала Джирету запястье.
— Нет, мальчик, — возразил он, хотя Валерьент давно уже не был ребенком. — Наши люди должны знать. Допустим, мы заставим замолчать этот караван и, быть может, следующий. А потом? Слухи о джелотском разгроме все равно достигнут Итарры. Сюда явятся головорезы Пескиля и приволокут ищеек. Нам повезло, что мы узнали об этом заранее.
Откуда-то из тьмы донесся негромкий смех бойцов. Вероятно, они сделали все, что требуется, и теперь отдыхали, не разводя костра.
— Отправляйся вместе с нашими, — сказал Джирету Каол. — Оставь меня здесь. Я управлюсь один. Постараюсь, чтобы все было сделано быстро и чисто. Сейчас пленные спят. Так что шума не будет.
— Нечего меня ограждать! — выдохнул Джирет. Каол поскреб подбородок тыльной стороной ладони, перепачканной воловьей кровью.
— Это не в моих силах, даже если бы я и хотел. Нам не оградить и нашего наследного принца. Но мы должны хотя бы попытаться. А теперь иди. Чем дольше мы будем здесь прохлаждаться, тем больше опасность. Вдруг следом движется еще один караван? Они увидят следы колес и все поймут. Нельзя допускать, чтобы нас здесь схватили.
Здравый совет. В такие моменты Джирет отлично понимал, почему отец зачастую молчал, не возражая Каолу. Когда весть об ужасах ночной расправы дойдет до Итарры, наемники-головорезы получат от горожан щедрые пожертвования. Но если итарранская армия вместе с войсками Авенора обнаружат Аритона, последствия будут несравненно хуже. А такое рано или поздно должно случиться, несмотря на все меры предосторожности. Из Тайсана от Маноллы приходят вести одна другой мрачнее. Армия, которую Лизаэр готовит для поимки Повелителя Теней, показала себя более грозным противником, чем наемники. Если Илессид всерьез примется за кланы, их ждет примерно то же, что случилось в Ратане.
— Нам надо выбрать место для встречи, — наконец сказал Джирет.
Как всегда, Каол успел это обдумать раньше него.
— Встретимся у Фарлийских Камней, в глубине пустошей Даон Рамона.
Каол был прав: лучшего места не придумаешь. Туда не отважится заехать ни один караван, да и у головорезов не будет особой прыти лезть в те места. В древности там жили паравианцы, и на холмах до сих пор сохранились развалины их строений. Горожане до смерти боятся подобных мест, считая их нечистыми.