Корабли Санди
Шрифт:
Глава вторая
АТА
Виктория Александровна на другой же день переговорила с Екатериной Давыдовной; та охотно согласилась посмотреть слепую. Назначила день, и после занятий мальчики отправились в интернат.
День был чудесный — голубой, солнечный. Над бухтой летали чайки.
— Если Ату отпустят с нами, пойдем погуляем! — сказал Ермак.
Он волновался, так как не был в интернате целых четыре дня, а это всегда плохо действовало на Ату.
— Ведь я у нее единственный близкий человек! — пояснил Ермак.
— Отчего же ты не ходил к ней? — спросил
— Нет, — коротко ответил Ермак, не глядя на товарища.
Санди не стал настаивать. Если Ермак захочет сказать, то сам скажет. Санди не отличался тогда особой наблюдательностью, но даже он заметил, что Ермак бледен, а глаза красны. Не мог же он плакать, как девчонка? Ермак не таков. Может, не спал ночь? Может, его маме или отцу было плохо и вызывали «скорую помощь»? Никто не знал, как Ермак живет. Он жил где-то за Карантином. У него никто из ребят никогда не бывал. Вряд ли у него дома хорошие условия. Может, сырость? После прихода Ермака бабушка уверяла, что в квартире долго пахло чем-то скверным, не то плесенью, не то грязными тряпками. Санди обиделся за Ермака и лег спать, не пожелав бабушке спокойной ночи, что ее всегда очень расстраивало.
Правда, утром он уже начал с ней разговаривать — все-таки она старая и у нее грудная жаба, — но не мог преодолеть некоторого холодка.
Бабушка часто вызывала у него возмущение. Иногда ему приходилось слышать такое, что и маме не передашь, приходилось страдать молча, про себя, что при общительном характере Санди было особенно тяжело. Слышать собственными ушами, как бабушка говорит своим знакомым (разумеется, в отсутствие мамы):
— Я не понимаю, что Андрюша в ней нашел? Даже хорошенькой не назовешь. Никогда не умела одеться по моде, а ведь средства есть. Тридцать три года — и медсестра. Полное ничтожество. Почему не врач? Лень было учиться? Нет способностей?
— Хорошо, хоть не санитарка, — утешала приятельница. — Сын Марии Алексеевны женился на простой официантке.
А в другой раз Санди слышал, как бабушка «перемывала косточки Реттер.
— Как хотите, но я не верю, что она такая замечательный хирург! Уже седина в волосах — и до сих пор простой врач. Почему не кандидат наук? Нет способностей?
Сама бабушка была кандидат наук, но, как только ей исполнилось пятьдесят пять лет, вышла сразу на пенсию — без сожаления.
А мама хорошая, просто замечательная медицинская сестра. Так говорила Реттер, которая без нее даже не может работать. Кому она доверит оперированного, если он в тяжелом состоянии? Только Виктории Александровне. Лучше быть отличной медсестрой, чем посредственным профессором. В этом Санди убежден. Интересно, что скажет об этом Ермак? Ермак нахмурился.
— Не все равно разве, какая должность, — буркнул он, — важно, какой человек и какой он в этой самой должности.
— Вот именно! — обрадовался Санди поддержке.
— Наверно, твоей маме тяжело у них? — сказал Ермак немного погодя.
Санди озадаченно взглянул на него. Он об этом ни разу не думал.
— Вот интернат, — показал Ермак на старинный двухэтажный особняк в глубине сада.
От улицы особняк был отгорожен высокой чугунной оградой. Во дворе несколько слепых ребят в комбинезонах граблями сгребали сухие листья в большие кучи. Санди показалось, что эти мальчики похожи друг на друга, как братья. У него сжалось сердце: вот бедняги! Неужели им нельзя вернуть зрение?
В просторном холле их остановила молоденькая воспитательница.
— Зайцев, тебе придется зайти к заведующёй учебной частью. Анна Гордеевна у себя…
— Ата не хворает? — испугался Ермак.
— Нет. Но ведет себя очень плохо. Отказалась наотрез от домоводства.
Ермак и Санди вошли в длинный узкий кабинет. За письменным столом сидела полная пожилая женщина в коричневом костюме и с кудряшками перманента на голове и что-то монотонно рассказывала рыжему мужчине с веселыми карими глазами.
— Вы хотели… Может, мне потом зайти, Анна Гордеевна? — забормотал смущенно Ермак.
— Заходите, Зайцев! Вот как раз к Гагиной. Это тот мальчик, что ее навещает. Единственный, кого она слушается. А кто с тобой, Зайцев?
— Мой товарищ Санди Дружников. — Ермак сознательно подчеркнул фамилию, и Санди понял, что он это сделал специально для завуча, ради Аты.
У Анны Гордеевны даже глаза округлились.
— Тех самых Дружниковых? Внук Николая Ивановича? Дружниковы в городе были известны. Но оказывается, знали уже и Санди.
— Это ты делал бриг, что выставлен во Дворце пионеров? — живо спросил рыжий посетитель.
Санди улыбнулся и подтвердил, что делал он.
— Да вы садитесь! — радушно пригласила завуч, и, когда мальчики присели на стулья, выставленные в ряд у стены, она стала рассказывать об Ате Гагиной: — Совершенно недисциплинированна, дика, взбалмошна, упряма. Индивидуалистка! Не умеет вести себя в коллективе. Никакого подхода к ней не найдешь. Отказалась наотрез от домоводства, не хочет дежурить по интернату. Конечно, мы понимаем, что слепота накладывает на психику детей отпечаток. Но… все же.
Завуч была, видимо, оскорблена в лучших своих чувствах.
— Я всю душу отдаю детям, а они так мало это ценят. Особенно эта Гагина. Дает педагогам оскорбительные клички.
— Ай-ай-ай! — посочувствовал незнакомец. — И как же она вас назвала?
Анна Гордеевна чуть покраснела.
— Ото неважно, в конце концов. Но с ней надо принимать какие-то меры. Я, как заместитель директора по учебной части, разработала «Правила поведения слепых детей в школе, на улице и в общественных местах». Вот посмотрите, товарищ Бурлаков!
Завуч вытащила из ящика стола отпечатанные листах на пятнадцати «Правила поведения». Она заметно гордилась своим произведением. Как и каждый автор.
— Вот. «Поведение учащихся во время перемены: а) Ходить по коридору парами, под руку, держась правой стороны. Во избежание столкновения нельзя бегать и быстро ходить. Так же по лестнице.
Поведение на улице: а) По улице идти парами. Никто не должен забегать вперед. Идти ровным шагом». Так. «Поведение в мастерских…» Это не надо. Вот. «Поведение в столовой: а) Не спеша занять свои места за столом, осторожно определить руками, где находится тарелка, прибор, хлеб и другие предметы. Правильно принимать пищу…» Ну, и так далее. А Гагина не соблюдает правила. Бегает, прыгает, хохочет, кричит. Нес желает носить форму, требует свое желтое платье.