Корела
Шрифт:
Победа была одержана полная и практически бес потерь — убито и ранено всего полсотни человек. Зато у шведов убыли на семь сотен, если с нестроевыми сосчитать. Оружия захвачено немало, особенно добротных мушкетов — тех вышло почти две сотни, еще на две роты хватит. Десяток пушек, много холодного оружия, порох и всяческие припасы тоже немаловажно значили. Но что обрадовало — почти сотня всевозможных лодок. Теперь шведам обратного хода по Вуоксе не было…
Вуокса — там где река превращается в озеро…
— Осаждающие сами превратились в осажденных, с отрезанными путями коммуникаций. Вот что значит пренебрегать логистикой — она есть кровеносные сосуды, артерии войны. А теперь моего коллегу Андерссона, надеюсь это не предок датского сказочника — ожидает масса плохого, и ничего хорошего. Запаса продовольствия на недельку — остальное либо в реке, или нам досталось, выгрузить все припасы на берег не удосужились, но ведь могли хотя бы береговыми батареями прикрыть. Не стали, понадеялись на «авось», и наступила расплата за самонадеянность.
Владимир усмехнулся — он не понимал, как можно, начиная осаду вражеской крепости, проявлять такое преступное легкомыслие. Или в Стокгольме не без оснований полагали, что оставшись в одиночестве, брошенная царем Василием Ивановичем и московскими боярами, Корела не будет сопротивляться. Ошибочка вышла — нашлись союзники, к тому же сами действовали с самого начало энергично, опережая противника на пару ходов. А потому сейчас совсем иной расклад, чем вышел в реальной истории — шведский экспедиционный корпус вляпался в самое дерьмо, и теперь эти полторы тысячи солдат обречены, если останутся у стен крепости хотя бы на сутки. А они останутся, ибо выбор у Ларса Андерссона только между трех проблемных вариантов, один хуже другого.
В первом нужно бросить все, и уходить через леса пешим порядком, гарантированно потеряв половину войска, если не больше — на дорогах засеки, к тому же ночью начнется переброска войск через Вуоксу на лодках. Соединившись с партизанами, армия просто отрежет путь отступления противнику на северо-запад, и тогда будет не отступление, а самый настоящий прорыв с боем, с крайне сомнительным исходом будущего сражения. При численном перевесе русских, двукратном, при примерно равной вооруженности пехоты, но при серьезном превосходстве в артиллерии и подавляющем кавалерии, итог баталии можно предсказать на 80%.
Второй вариант для шведов еще хуже — загрузится на оставшиеся лодки, и дать морское сражение, вернее озерное. А тут практически без шансов — два новгородских «корвета» (так он мысленно называл эти корабли), уже показали мощь своих пушечек, разрушая ядрами дощатые борта шнеков. А ведь есть еще сотня всевозможных лодок с мушкетерами, а с учетом подхода из Ладоги еще десятков ладей и стругов, на которые также сядут абордажные команды со всем стреляющим арсеналом, итог такого сражения можно определить на 90%, если не больше. Да и прорыв ничего не даст — устья речек уже перекрыли, шведам придется высаживаться на берег, и отступать в уже урезанном составе через глухие леса.
В третьем варианте засесть в лагере и спешно возвести укрепления, надеясь, что русские пойдут на штурм. Однако дурни перевелись — легче обложить врага со всех сторон и подождать полмесяца, пока у свеев животы от голодухи не подведет. А там все — стопроцентный результат, и потерь не будет — «служивых» беречь от потерь надобно.
— Ничего, урок я им сегодня дал — они его живо усвоили, хотя мне это стоило полусотни патронов…
Владимир откинулся на спинку
— Надеясь, Андерссон выводы сделал, и теперь должен учитывать наличие такого оружия, непонятного и крайне убийственного.
Владимир покосился на карабин, уже ухоженный — чистил оружие всегда сам, причем в одиночестве. Наступившая ночь была полна звуков, причем таких, что никто из вражеских солдат спать не станет — к утру будут квелые, и ползать как сонные мухи. А ему нужно ждать Уве — тот вел тайные переговоры с капитанами ландскнехтов, что решили сменить «работодателя», как обычно это частенько бывало, когда наемникам не выплачивали деньги, а ситуация становилась для последних крайне опасной. Но обычно дрались хорошо, соблюдая «контракт», блюли собственное «реноме», как показали немцы, попав в лесную засаду. Если хаккепелиты перешли на его сторону, поддавшись на уговоры своих бывших сослуживцев и карел, то ландскнехты полегли там все, лишь пара десятков сложила оружие…
— Как только мы выйдем в поле, то все мои соплеменники немедленно передут на нашу сторону, — Уве сиял как начищенная «медяха» — полковник был доволен словно кот, обожравшийся вытащенных из холодильника сарделек. — Нападут сами, только если ваше величество им выплатит ту задолженность, что имеется за шведской короной. Обещают служить вам, мой король, честно три года — если все выплаты будут производиться в срок. Или за определенную долю трофеев.
— Хм, губа не дура. И как тебе выдвинутые условия?
— Я думаю, их предложения следует принять — шестьсот опытных солдат много чего стоят в полевом сражении. К тому же у них будет убыль в боях, выплаты станут меньше. А воевать нам предстоит долго, ваше величество — на мир с вами король Карл сейчас не пойдет, а только когда понесет достаточные потери. А это будет через год, никак не раньше, и то если мы достигнем определенного успеха в ливонских землях, захваченных шведами вашего отцовского наследия, славного короля Магнуса…
Живописный край, но именно здесь постоянно шли ожесточенные войны, как это ни странно — ведь до сих пор он кажется пустынным…
Глава 33
— Вы меня удивляете, Ларс Андерссон! Какая может быть почетная сдача, если я могу тут истребить вас всех — и это будет правильно. Поставьте себя на мое место, вы ведь все прекрасно понимаете, потому и пошли на переговоры. Выпустить вас отсюда означает только одно — усилить гарнизон Выборга на девять сотен вооруженных шведов, к тому же знающих, как мы можем и умеем воевать. И сообщить своему королю эти важные сведения — что бы в Стокгольме правильные выводы сделали.