Корни добра

Ашитков Сергей Ростиславович

Вниз по Волге плыли на байдарке туристы. Увидев тонущего щенка, они поспешили ему на помощь. Сильная загорелая рука схватила Кутька за шкирку и втащила в байдарку. Успокоившись и немного подсохнув, он поднял морду, посмотрел на своих спасителей и, кажется, остался доволен: обросшие, как Робинзон, туристы были похожи на больших добродушных кудлатых псов, которые, щелкая блох, валялись под деревенской пристанью. Пригревшись, щенок крепко заснул.

На другой день Кутек встал раньше всех, выполз из палатки и осмотрелся. Вокруг тянулись ввысь сплошные заросли камыша, а над этой зеленой стеной распростерли свои корявые сучья старые ивы. На них, сгорбившись, словно грифы, застыли большие черные птицы — бакланы. В голубом безоблачном небе, величаво взмахивая крыльями, плыли серые цапли,

похожие на доисторических летающих ящеров. Кутек чувствовал себя, как на дне глубокого колодца: все, что он видел, было высоко над его головой. Это был большой неведомый мир незнакомых существ, и щенок, испуганно поджав хвост, затрусил в палатку к своим новым хозяевам. А они от души полюбили Кутька за добрый нрав и прощали все его щенячьи шалости: утопленную мыльницу, растерзанную губку, сжеванные кеды. Кормили его до отвала тем же, что ели сами, делили с ним кров, и он платил им беззаветной преданностью, стараясь, как только мог, быть полезным. Когда хозяева с утра уплывали на целый день, Щен, как его теперь называли, нес караульную службу, добросовестно облаивая все проходящие мимо буксиры и рыбацкие лодки. А вечером, едва уловив в шелесте камыша равномерные всплески воды под дружными ударами весел, выходил на берег и, радостно помахивая хвостом и нетерпеливо повизгивая, ожидал, когда из-за поворота реки выпорхнет, сверкая на солнце веслами-крыльями, похожая на стрекозу байдарка с любимыми им существами.

Время летело, как лепестки лотоса. Совсем недавно еще ждали, когда же распустится этот сказочный цветок, бледно-розовый, как зори над Волгой, нежный, как эгретки цапель, а теперь под легким порывом ветра он теряет свой наряд, как осенний лес листья. Тихие култуки с прозрачной водой, где он вырос, заалели розовой пеной. И вот настал день, когда рано утром, еще до восхода солнца, Щена поднял вой сирены. Проломив стену камыша, к берегу протиснулся буксир — один из тех, что каждый день проплывали мимо. Хозяева быстро убрали палатку и погрузили на палубу какие-то мешки, среди которых вскоре очутился и Щен.

Снова завыла сирена, и зеленые заросли камыша поплыли назад все быстрее и быстрее. Когда стена камыша внезапно расступилась, буксир замедлил ход и стал причаливать. Щена взяли за шкирку, и, свесившись как можно ниже, отпустили. Он неуклюже шмякнулся в высокую траву, но тут же поднялся и, задрав свою всепрощающую морду, приветливо завилял хвостом, как бы говоря: «Извините, я поскользнулся, но что же вы не сходите?» — никто не выпрыгнул следом. Серая глыба, нависшая над Щеном, стала медленно подаваться назад. Щен испуганно заметался по берегу. Рискуя упасть в воду, он заскреб лапами по железному борту и, не видя людей, жалобно заскулил. Потом отбежал назад и стал высоко подпрыгивать, стараясь заглянуть через борт, а когда вернулся, между берегом и буксиром пролегла широкая полоса воды.

Буксир уплывал. Щен что есть силы бросился за ним и бежал до тех пор, пока не кончилась поляна и высокая стена камыша не преградила ему дорогу. Он пытался пробиться сквозь зеленый частокол, за которым уже не было видно ни реки, ни буксира, но быстро выдохся и, запутавшись в переплетении прошлогодних стеблей, горько, отчаянно завыл, как может выть только щенок, брошенный людьми, которым он отдал всю любовь, переполнявшую его большое собачье сердце.

ОСТРОВИТЯНИН ДЖЕК

Высадившись из шлюпки на неприветливые с моря бараньи лбы острова Великий и перетаскивая потом подальше от брызг прибоя походное снаряжение, мы в суматохе не сразу заметили, что кроме хозяйки кордона — одинокой старой карелки, за нами пристально следит еще одна пара глаз. Поняв, что ее обнаружили, из укрытия вышла великолепная лайка волчьей масти, очень худая, но мускулистая, полная достоинства и врожденного благородства. Мы узнали, что собаку зовут Джеком и что на острове незадолго до нашего приезда разыгралась трагедия: пропал ушедший в море лесник. Через несколько дней нашли его перевернутый карбас, а потом в кровоподтеках и ссадинах, качающаяся от слабости, притащилась домой собака.

К нашему приезду Джек отнесся равнодушно: вильнув несколько раз

хвостом, он снова лег, положив умную волчью морду на вытянутые передние лапы. Спустя некоторое время, мы стали брать его с собой в походы по острову. Джек постепенно привык к нам и на заботу о нем отвечал беззаветной преданностью. А вскоре представился случай это доказать.

Однажды ушла за морошкой и не вернулась наша бессменная повариха Юлька. Прождав до полуночи, мы забили тревогу. Двое вышли в море на лодке, чтобы обследовать побережье, а я с Джеком отправился в глубь острова. Наша прогулка была не из легких. Северная приморская тайга — это нагромождение огромных замшелых валунов, вековые разлапистые ели в сивых космах длиннобородых лишайников, ржавые болота с окнами темной воды, окруженными предательской трясиной, непроходимые заросли багульника, огромные, выше пояса, папоротники, войти в которые все равно, что окунуться в холодную воду. И над всем этим хоть и белая, но глухая, тревожная таежная ночь, изредка оглашаемая предсмертным криком какого-нибудь животного, схваченного вышедшим на охоту хищником. Неутомимый Джек, мокрый, исхлестанный ветками, бежал впереди. Часто я видел только крендель его хвоста, как флажок, мелькающий в зарослях. Время от времени мы останавливались: я, чтобы покричать, Джек — чутко прислушаться. Оба мы понимали безнадежность поисков: остров недаром прозвали Великим — силами трех человек и одной собаки его не обшаришь. Но мы не могли сидеть сложа руки и поэтому снова и снова карабкались на скалы и ныряли в таежные дебри. Время от времени Джек неуверенно оглядывался, как бы спрашивая, куда идти дальше, и снова трусил вперед, то опустив голову и рыская носом по замшелым кочкам, то поводя ушами и задирая морду вверх, ловя какие-то только ему понятные звуки и запахи.

А потом случилось невероятное. Джек заволновался и, суетливо порыскав из стороны в сторону, уверенно рванул в заросли багульника, которые я хотел обойти. Подумав, что он поднял зайца, я крикнул: «Джек, вернись!» Он тут же остановился, но назад не побежал, а искоса посмотрел на меня и нетерпеливо заскулил. Это было так непохоже на сдержанного, исполнительного Джека, что я решил довериться ему.

По тому, как долго мы шли по следу, двигаясь все время в одном направлении, было ясно, что мы пересекаем остров и что след ведет к самой дальней его оконечности. А когда угрюмый ельник сменился сосновым бором и меж бурых стволов появились сначала голубые просветы, а потом и безбрежная даль открытого моря, я понял, что не ошибся. Перед нами был кордон Дальняя Корга — неприветливый, даже мрачный дом без хозяина. Войдя в него я огляделся. Печь, стол, лавка да полка с неизменной жестянкой соли — вот и вся бесхитростная обстановка этого забытого людьми приюта. Стены украшены перьями и лапками совы, на подоконнике занавешенного лосиной шкурой окна высохший труп какой-то птицы. Сквозь царивший в комнате полумрак я не сразу заметил дверь в соседнее помещение. Там на нарах, в ворохе каких-то шкур лежала Юлька — осунувшаяся, постаревшая, очень усталая. Я разбудил ее и, увидев заплаканные, красные глаза, понял, что отчитывать ее не стоит, потому что она вконец измотана и напугана случившимся и пережитым за эти сутки, проведенные наедине с тайгой. Я просто вынул из кармана сахар, взятый с собой в дорогу, о котором мы с Джеком совсем забыли, и молча разделил его на троих.

Вернувшись на материк, я получил известие от старой карелки, что Джека взяли к себе сотрудники биологической станции, где он обзавелся подругой по кличке Джулька и стал отцом большого семейства.

Об авторе:

Ашитков Сергей Ростиславович родился в Москве. Окончил Московский горный институт. Работал горным инженером в промышленности, журналистом и редактором в издательстве.

Много ездил по нашей стране и за рубежом.

Член Союза журналистов СССР, член редколлегии ежегодника «Сельский календарь».

Рассказы и очерки С.Р. Ашиткова публиковались в центральных периодических изданиях. Им издано несколько очерковых книг о строителях и горняках.

Книга «Корни добра» переведена на словацкий язык издательством «Природа» (г. Братислава).