Корниловъ. Книга первая: 1917
Шрифт:
— Здравия желаю, — поприветствовал генерал, выходя из автомобиля и прикладывая руку к фуражке.
— Здра-жла-вш-выс-пр-ство! — гаркнул строй из офицеров и генералов.
— Вольно, разойдись, — приказал Корнилов. — Возвращайтесь к работе, господа. Начштаба и комиссара фронта жду у себя через полчаса.
Исполняющим дела начальника штаба, то есть, и. о. если говорить современным языком, служил генерал-майор Духонин. Корнилов тут же вспомнил революционную присказку «отправить в штаб к Духонину», означающую «убить», и поморщился. Суеверным он никогда не был, но стойкая ассоциация наводила
Комиссаром фронта назначен был Борис Савинков, известный террорист и революционер, участник убийства фон Плеве и великого князя Сергея Александровича. Сейчас, впрочем, Савинков заметно поправел, всецело поддерживая войну до победного конца и жёсткие, даже жестокие, меры наведения порядка. Одет комиссар был в фуражку и военный френч без погон, так что он особо даже не выделялся среди множества офицеров, разве что искрящийся льдом цепкий взгляд бывшего боевика рассматривал Корнилова не как героя и спасителя, а как средство достижения цели.
Кабинет, не так давно принадлежавший другому командующему, ещё хранил в себе следы его пребывания.
— Располагайтесь, — произнёс Корнилов, усаживаясь за стол. — Прошу доложить обстановку.
Духонин, обладающий куда более полной информацией о состоянии фронта, чем Корнилов, кратко рассказал о ситуации, которая почти полностью стабилизировалась, когда 7-я и 8-я армии переправились через Збруч и остановились там, по старой государственной границе. Тарнополь, Станислав и все остальные успехи летнего наступления, за которые заплатили жизнью самые лучшие и самые мотивированные солдаты из оставшихся в строю, пришлось бросить.
— Благодарю, Николай Николаевич, — произнёс генерал. — Приказывайте готовить контрнаступление. Германец должен был уже выдохнуться.
Духонин коротко кивнул, что-то помечая у себя в бумагах. Савинков пристально разглядывал генерала Корнилова, будто размышляя о чём-то своём, совершенно отвлечённом.
— Борис Викторович, а вы что можете рассказать? Слышал, вы часто ездите на передовую, — произнёс Корнилов.
— Рассказать? — хмыкнул Савинков. — Я лучше расскажу новости из Петрограда. В правительстве есть мнение, что вас стоит назначит Верховным Главнокомандующим.
Глава 10
Бердичев
Корнилов хмыкнул, покручивая кольцо на безымянном пальце. Внешне он оставался бесстрастным, но внутри чувствовал злорадное удовлетворение. Всё идёт как надо.
— Вот как? — спросил он. — То есть, правительство сначало лишило Ставку всех реальных рычагов власти и теперь меняет главковерхов как перчатки, в надежде, что всё само рассосётся?
— Да, — усмехнулся Савинков.
Генерал кивнул собственным мыслям.
— Я человек военный, и если Родина позовёт, то сделаю всё для её защиты, — начал Корнилов. — Только у меня есть несколько условий.
— Каких? — спросил Савинков.
— Ответственность перед собственной совестью и всем народом, полное невмешательство правительства в мои распоряжения, в том числе, в назначения командного состава, — генерал начал загибать пальцы. — Распространение мер, принятых за последнее время на фронте, на все места дислокации запасных батальонов, и принятие моих прежних предложений. Смертная казнь в тылу, возвращение единоначалия, запрет комитетов, запрет митингов и антигосударственной агитации.
Комиссар воспринял эти слова абсолютно спокойно.
— Телеграфируйте Керенскому, — сказал Корнилов.
— Он будет против, — сказал Савинков.
Генерал пожал плечами в ответ.
— Либо мы спасаем положение, либо Керенский спустит все завоевания Революции под откос, — сказал он.
Савинков мрачно взглянул на генерала, дёрнул щекой.
— Вы были на передовой с 7-й армией, так? Видели этот позор при отступлении? — спросил Корнилов.
— Срамота, — глухо произнёс комиссар.
— На Северном фронте немец рвётся к Риге. Тамошние части распропагандированы сильнее всего. Ригу они не удержат. Падёт Рига — оттуда немцу прямая дорога до Петрограда, — сказал Корнилов. — Дальше, думаю, объяснять не надо.
— Не надо, — хмыкнул комиссар. — Я понимаю.
— Значит, отправьте Керенскому мои требования, — сказал Корнилов.
— Я постараюсь его убедить, — сказал Савинков.
— Хорошо. Я на вас рассчитываю, Борис Викторович, — сказал Корнилов.
Советы крепко держали Керенского за яйца, и он вынужден был крутиться, как уж на сковородке, угождать и нашим, и вашим, лавировать между совдеповскими социалистами и правительством-кадетами. И если весной, в революционном угаре, громкие речи Керенского позволили ему подняться на самый верх, то теперь от него ждали не речей, а каких-то конкретных решений для массы накопившихся проблем. А кризис-менеджер из Керенского был как из известного материала пуля. Ему бы команду управленцев, крепко сбитую, преданную лично ему, но увы. Керенский был патологически ревнив к власти, и не терпел возле себя никаких сильных личностей, устраняя их интригами и заговорами.
Вот только политика — это командная игра. Один в поле не воин, и Корнилов это прекрасно осознавал.
Савинков ушёл передавать требования генерала в правительство, Духонин удалился с пачкой приказов. Корнилов решил не оставаться в штабе, а вернуться пока в поезд. Управлять фронтом можно и оттуда. К тому же, если Керенский согласится на его требования, из Бердичева надо будет ехать уже в Могилёв, в Ставку Верховного Главнокомандующего, и нет никакого смысла располагаться на квартире здесь.
— Владимир Васильевич, голубчик, прикажите подать автомобиль. Возвращаемся в поезд, — попросил генерал, выходя из кабинета.
Голицын кивнул, ответил положенное по уставу и стремительным шагом помчался на улицу.
Генерал же, медленно шагая по коридору штаба, раздумывал над тем, кого назначить командовать фронтами после того, как правительство удовлетворит его требования. Нужны были авторитетные и крепкие духом генералы, которые не станут заигрывать с советами депутатов и солдатскими комитетами. Если бы во время Октябрьской революции на Северном фронте командовал кто-нибудь более решительный, возможно, большевистский переворот удалось бы подавить. Но история, как известно, сослагательного наклонения не знает.