Корну
Шрифт:
– Да.
– А почему ты не сказал об этом «снобам»? – спросил Лагач, пристально посмотрев на Романа.
Тот смутился:
– Даже не знаю… Понимаешь, что-то тут не сходится. Какой смысл деду давать нам адрес, если мы с СНБ все равно работаем «в одну корзину»? Значит, есть в этой истории что-то, чего мы пока не понимаем.
– М-да, задал ты нам задачку.
– Ты посмотрел, кто проживает по адресу? – спросил Рагоза.
– Да, – сказал Роман, кивнув на браслет. – По базе – пенсионерка. Шестьдесят восемь лет.
– И что мы будем делать с этой информацией? – осторожно осведомился Лагач.
– А что мы можем с ней сделать? – спросил Рагоза философским тоном. – Только одно.
– В смысле?
– В смысле съездить и посмотреть.
– А СНБ? – напомнил Лагач.
– А что СНБ? – спросил Рагоза.
– Осерчают они на нас.
– Пускай серчают. Мне СНБ не жена и не теща, чтоб я из-за этого беспокоился. Не знаю, как вам, а мне уж больно охота узнать, в чем тут дело.
Лагач перевел взгляд на Романа.
– А ты что думаешь?
Роман помолчал и сказал:
– Формально дело у нас не забрали. Поэтому, теоретически, можем.
– Но СНБ просило нас информировать, если появится любая новая информация по делу, – напомнил Лагач.
– Вот мы съездим, проверим и, если будет что-нибудь интересное, проинформируем, – сказал Рагоза. – Повода к нам придраться не будет. В конце концов этот старикан мог и дурака свалять. А если они нам после этого скажут: «стоп», – оставим и забудем.
Лагач вздохнул:
– Ребята, объясните мне, зачем вам все это надо?
– Ну, старичок. Раз ты задаешь такие вопросы, значит, как детектив ты еще не состоялся, – сказал Рагоза.
– И когда мы это сделаем? – спросил Лагач.
– Так мы сейчас вроде ничем не заняты, – подмигнул Рагоза. – Вечер, конец смены.
– Кто здесь останется?
– Все вместе поедем. Попросим дежурного капрала принимать звонки.
– Ладно, – Лагач вздохнул. – Я на секунду…
– Ты куда? – спросил Рагоза.
– Куда-куда… – буркнул Лагач. – Сейчас… гидравлику стравлю – и поедем.
Машина шла мягко. Здесь недавно положили новый асфальт, да и Лагач оказался классным водителем. Роман сидел рядом с ним, а Рагоза ютился на заднем сиденье.
На перекрестке Лагач улучил момент, приподнялся, поерзал в кресле, чтобы получше усесться, и бухнулся обратно на спинку. Сидевший сзади Рагоза жалобно охнул:
– Да тише ты, слоняра! Все ноги мне отдавил! Не один здесь.
– Не бухти, – отозвался Лагач. – Не я же этих малолитражных недомерков закупил вместо нормальных машин. Если бы автомобили закупили по моей мерке, ты бы сейчас на заднем сиденье мог в футбол играть.
– Я лучше за Романа пересяду, – вздохнул Рагоза. – Блин, не понимаю, как чехи могут делать такие маленькие автомобили, – ворчал он, перебираясь вправо, – они же так любят пиво…
– А в Твердинске экипажи на здоровенных «фордах»
Служебные малолитражные «шкоды» были отличными юркими машинками, незаменимыми в центре города, где приходилось разъезжаться в пробках и нырять в тесные проездные подворотни. Но внутренним простором они не отличались, потому и заслужили у экипажей меткую кличку «килькавоз». Говорили также, что нет для преступника худшего наказания, как запихнуть его на заднее сиденье такой машины.
– Включите музыку, братцы, – попросил Рагоза. – Тоскливо едем.
Лагач протянул руку к служебному радио и поискал цивильную волну. Вскоре музыка нашлась.
…Пацаны бежали по полюПа чужим, халодным снегамПатаму шта хателась на волю.Их, лихих, не паймать мусарам!.. —протяжно заголосил из динамиков прокуренный хриплый голосище.
– Это еще что такое? – изумился Лагач.
– Это радио «Национальный шансон», – объяснил Рагоза. – Ты что, никогда не слышал что ли?
– Бог миловал… – пробормотал Лагач. – А я всегда думал, что национальный шансон – это когда в старых костюмах хороводят с частушками.
– Ну ты темнота, – фыркнул Рагоза. – Частушки – это национальный фольклор. А когда про пацанов – это национальный шансон. Понимать надо.
– Блатняк какой-то, – сказал Лагач.
– Блатняк – это когда дома на гитарах бренчат. А когда по радио – уже шансон.
– А другие отличия есть? – поинтересовался Лагач.
– Ну, я интервью с директором этого самого радио по телевизору видел. Он говорит, что есть.
– Ну и? – спросил Лагач.
– Чего «и»?
– Какие отличия-то?
– Откуда я знаю? Он сказал, что отличия есть. И все.
– Ясно…
– Кстати, о музыке, – оживился Рагоза, – а вы слышали этих… Как же их… – Он замялся с мукой в глазах – ну три девушки там таких, две блондиночки и рыженькая. Они еще поют, – он закатил глаза: – «Оплывая, тает моя любовь! Льдинкой по весене-е-е!»
– Я вроде что-то такое слышал… – сказал Роман. – Только там, мнится мне, не три девушки, а три парня были…
– Какие парни, – отмахнулся Рагоза. – Три девушки.
– Может, ты просто не разглядел? – предположил Лагач. – Сейчас снова в моде унисекс.
– Да нет, ну вы что, – возмутился Рагоза, – нельзя их с хлопцами перепутать. У них ведь такие… – он поднял руки и пошерудил по воображаемым округлостям, давая понять, какие они там.
– О, такие? – Роман покачал головой. – Значит, не слышал, а то б, конечно, запомнил.
– Да ну не мог ты не слышать. Сейчас самый хит. У них еще это. – Рута снова заголосил: – «Блики на воде! Блестки на губах!..»