Коробка с секретом
Шрифт:
Он тоже.
Вообще-то никакой он мне не дядя.
– Большое спасибо, Кэрол, мне тут надо срочно проверить новую систему видеонаблюдения в офисах городского совета да ещё…
Дядя Дерек потёр подбородок и, стоя в дверях, попереминался с ноги на ногу. Он просто не в состоянии спокойно оставаться на месте. Он полицейский в штатском и обожает бегать марафоны. Думаю, что и сегодня он побежит на работу по всем лужам, а затем поймает парочку преступников и, зажав их под мышкой, помчится дальше.
– Я вернусь в пять пятнадцать, хорошо?
Мама улыбнулась, и взяла Сидни на
Мы с Элли посмотрели на них.
Эти двое, похоже, не замечали нас.
Элли
Что касается полицейских, настоящих полицейских, а не тех, кого показывают в телевизионных детективах, то они жутко аккуратны. Они чистят свои ботинки, вовремя приходят на работу и не забивают контейнеры в дверцах своих машин обёртками от сосисок в тесте. Или, по крайней мере, папа Элли этого не делает. Но он вроде как единственный полицейский, которого я знаю.
Он очень чистоплотный и следит за тем, чтобы Элли тоже была опрятной. Сегодня на ней голубое платье в цветочек с синим блестящим пластмассовым пояском, который обхватывает её талию в самом толстом месте. Хотя сегодня на улице ветер и дождь, у неё безупречные белые носки. А также очки с толстыми стеклами в синей оправе, на которых остались капли дождя.
Интересно, Элли в них что-нибудь видит? Возможно, она даже не знает, как она выглядит в зеркале.
– Можно отнести это в комнату Скарлет? – спросила она мою маму, показывая одеяло.
– Конечно, Элли, дорогая, – ответила мама, глядя на меня, и указала на лестницу.
Мы поднялись по лестнице наверх, и Элли положила своё пуховое одеяло на верхнюю койку. Мою комнату тотчас наполнил искусственный цветочный запах стирального порошка, которым пользуется её отец. Я едва не стянула её одеяло, чтобы положить на нижнюю койку, но вовремя вспомнила, что мама хочет, чтобы я была с Элли милой и приветливой, несмотря ни на что.
В общем, я не стала скидывать её одеяло. Вместо этого я просто показала ей язык за её спиной.
Она взяла в руки мою розовую кофту в цветочек, которую лично я не перевариваю.
– Красивая, – сказала она.
– Да, – солгала я.
Между нами на несколько мгновений возникла океаническая тишина.
– Жаль, что идёт дождь, – сказал она.
– Да, – ответила я, на этот раз искренне.
Я очень надеялась, что мы с ней сможем поплавать в баке за грядками с водяным кресс-салатом. Мне там нравится, это всё равно что плавать в аквариуме, но Элли жуткая чистюля, и для неё это будет просто ледяная вода, кишащая всякой водяной живностью. Вряд ли ей понравится. Особенно под дождём. Мистер Хэммонд не возражает, когда мы плещемся в большом баке; он говорит, что всё в порядке, главное, не повредить грядки с кресс-салатом. Он доволен, что мы живём рядом. По его словам, мы отпугивали грабителей лучше любой системы сигнализации. Хотя, если честно, я не могу даже представить себе, как кто-то пытается украсть с его грядок кресс-салат.
С какой стати кому-то это делать – это ещё большая загадка.
Я всё равно посмотрела в окно, на тот случай, если солнце передумает и перестанет дуться.
Увы, оно не передумало.
Снаружи всё было серым. Серый бетон вокруг грядок кресс-салата, серый бак за ними, серая посадочная полоса аэродрома по соседству, серая диспетчерская вышка.
Всё либо серое, либо мокрое. Или то и другое одновременно.
Мы обе молчали. Клянусь, мне было слышно, как, словно перекати-поле, летят во Вселенной планеты.
Внизу мама и дядя Дерек стояли под дождём, разговаривая под зонтиком. Сидни откусывал от двух помидоров одновременно. Я включила телевизор. Элли увязалась за мной. Она села на диван в одном конце комнаты, я – на пол в другом.
Мы пришли как раз к началу мультсериала «Цифрики». На экране танцевали разноцветные белки. Сид пританцовывал вместе с ними, пальцами размазывая по экрану сок от помидоров. Возможно, он решил, что белки живут внутри телевизора.
Но ещё один звук раздражал меня даже больше, чем телик.
Тыц, тыц, тыц, тыц, тыц.
Это щёлкал планшет Элли.
Лежа на спине, она нажимала кнопки своей игровой приставки. У неё очень большие пальцы, очень большие руки.
На самом деле у неё всё очень большое.
Она с головой ушла в свой планшет.
Я встала с пола, вышла в коридор и слиняла в свою комнату. Я решила улучить минутку, притворившись, что мне нужно в тубзик, а на самом деле мне хотелось ещё раз заглянуть в коробку.
Первое, что нащупали мои пальцы, это «Унесённые ветром». Зачитанная книжка пожелтела и распухла, стала совсем замусоленной. Страница тридцать девять была загнута, но на ней не было никаких пометок. Я прочитала несколько строк, а потом даже понюхала книгу. Та ничем не пахла, кроме книжной плесени.
И ничего, что говорило бы об отце. То же самое и открытки; в основном они были написаны маминым почерком, а на некоторых красовались мои рисунки и каракули.
И все они были адресованы в разные тюрьмы.
Я быстро перебрала их. Их было несколько десятков.
В основном это были открытки с видами Демпингтонского пирса, зоопарка или мэрии. Как будто мы с мамой больше никуда не ходили. Интересно, что думал папа, когда получал их? Наверное, они были для него фотками его дома. Хотя даже когда он был на воле, а не в тюрьме, он никогда не жил с нами. Он навещал нас довольно часто, из чего я сделала вывод, что за решёткой он сидел короткие сроки.
Я разложила открытки по датам. Последняя была отправлена в ноябре, а умер папа незадолго до Рождества.
В церкви стояла наряженная шарами ёлка, а в рождественском вертепе – вязаный трёхногий ослик, на которого я таращилась все похороны. Кажется, я тогда подумала, что будь я действительно хорошей и вправду любила бы пластмассового ребёночка в яслях, то папа вернулся бы на Рождество.
Но он не вернулся.
Мама сильно сдала после этого. Мы не выходили гулять, она всё время плакала. В общем, это было самое худшее Рождество из всех, что мне запомнились.