Король Артур (сборник)
Шрифт:
— По–моему, нет, — ответил Варт.
— Давным–давно, когда даже T. natrix был еще юн и исполнен надежд, жили на свете два семейства, называемых Atlantosaurus immanis и Ceratosaurus nasicornis. Атлантозавр имел в длину сто пятнадцать футов. Мозгов у него было не так чтобы много, хотя мне приходилось когда-то слышать разговоры о том, что у него будто бы имелся, на другом его конце, добавочный мозг, присматривающий за хвостом, кормился же Атлантозавр, объедая деревья. Был он застенчив, задумчив и совершенно безвреден, разве что сжует по ошибке заодно с ветками и древесную лягушку. Жил он очень долго, и сколько ни жил, все думал, думал, и хоть получалось у него это не так чтобы очень хорошо, но
— Да, а вот Ceratosaurus nasicornis был существом довольно маленьким, всего–навсего семнадцати футов в длину. Зато у него имелись зубы, способные дробить и терзать, и до того плохо подогнанные один к другому, что скакал он с вечно полуоскаленной как бы в страшной улыбке убийственной пастью. Он именно скакал, будто кенгуру, смертоносный кенгуру, и наскакивал он, как правило, на бедного Atlantosaurus immanis. На морде у него торчал рог, как у носорога, им он пропарывал брешь в крупном, неповоротливом старом теле своей жертвы, и зубы его с лязгом сходились в плоти бедняги, будто в спелом плоде, и рывком мускулистой шеи он выдирал оттуда здоровенный кусок мяса. А что самое страшное, скакал он целыми стадами.
– - Ceratosaurus nasicornis воевал с Atlantosaurus immanis, то была странная война, угодная Духу Вод, война соперничества и эволюции, заставляющая деревья на Амазонке сражаться друг с другом за солнечный свет, вытягиваясь все выше, война, в ходе которой многим моим родичам пришлось ради блага жизни пожертвовать такими удобнейшими вещами, как конечности, зубы и зрение.
— Кератозавры были безжалостны и агрессивны, Атлантозавры — кротки и преклонны летами. Их битва длилась много столетий, примерно столько же, сколько потребуется H. sapiens'у, чтобы истребить себя самого. К концу этого срока восторжествовала пассивная сторона. Свирепые Кенгуру, сея вокруг себя смерть, убивали каждого десятого из числа противников и затем пожирали его мертвое тело, но ведь мертвые тела не способны к воспроизводству вида, так что в конце концов Кенгуру извели ту самую живую плоть, которой кормились. Слишком безжалостный по мнению Духа Вод, слишком кровожадный, чтобы мирно занять свое место в последовательной иерархии жертв, Кератозавр скитался по густым джунглям в напрасных поисках пищи, которая могла бы удовлетворить его щелкающие челюсти, а затем вымер, уснул, как уснули его предки.
— Последняя Атлантозавриха высунула из джунглей, в которых она пряталась, сорокафутовую шею и осмотрела истощенное тело своего околевшего с голода гонителя. Ей удалось сохранить жизнь, потому что она, подобно разумнику–вяхирю, избрала своей специализацией бегство. Она выучилась улепетывать, таиться, стоять без движения, управлять своим запахом, прятаться в водах. Смирение позволило ей пережить врага, убившего ее мужа, — ныне она вынашивала мужниных детей, последних представителей победившего рода. Рождение их ожидалось через несколько лет.
— Тем временем подоспел и H. sapiens. Он тоже натерпелся ужасов от кровожадного Кенгуру. Дабы защитить себя от этого хищника, он породил подкласс, называемый H. sapiens armatus, представители этого подкласса были укрыты металлическими панцирями и носили с собой копья, коими защищались от динозавров. Дальнейшее усовершенствование этого подкласса привело к появлению отряда, называемого H. sapiens armatus georgius sanctus, существа, его составлявшие, не отличались особой наблюдательностью и относили всех динозавров к классу своих врагов.
— Атлантозавриха, высунув из зарослей шею, с торжеством размышляла о своих неродившихся детях. Во весь свой век она никого не убила, и будущим ее потомкам предстояло продлить жизнь вегетарианской расы. Она услышала лязг, издаваемый H. sapiens armatus georgius sanctus, и с дружелюбным интересом повернула к нему свою миловидную рептильную голову.
— А дальше? — спросил Варт.
— Ну, убил он ее, конечно, — с неожиданной краткостью заключил уж и отвернулся. — Мы с ней принадлежали к одной расе.
— Мне очень жаль, — сказал Варт. — Просто не знаю, что и сказать.
— А что тут можно сказать, милый ты мой? — ответил терпеливый уж. — Пожалуй, нам следует сменить тему. Давай, я расскажу тебе какую-нибудь Легенду или Сон.
Варт сказал:
— Если они печальные, то лучше не надо.
— Ничего нет на свете печального, — ответил уж, — не считая Истории. Все эти повести лишь материал для созерцания, которому мы предаемся во всю зимнюю спячку.
— А что в нем хорошего, в созерцании?
— Да как тебе сказать, все-таки — препровождение времени. Вон даже H. sapiens и тот, знаешь ли, понастроил себе с этой целью музеев: и кстати, созерцает во многих из них побелевшие кости Атлантозавров вместе с панцырями georgius sanctus.
— Если тебе известна какая-либо достаточно веселая Легенда, — сказал Варт, — я, наверное, смогу ее выдержать.
— Какой–ты смешной, тритончик, — с нежностью сказал T. natrix (похоже, что "тритончик" было одним из его любимых словечек). — Пожалуй, я расскажу тебе Легенду о моем опасном кузене, из-за которого мне приходится страдать.
— Она веселая?
— Ну, не знаю, — она просто тянется, пока не дойдет до конца, а там и кончается, как любая Легенда.
— Ну, расскажи, — согласился Варт.
— Эта Легенда, — откашлявшись, заговорил монотонным голосом уж, — происходит из Бирмы, страны, о которой ты, скорее всего, никогда не слыхал.
— Когда-то давным–давно на свете существовала всего одна ядовитая змея и змеей этой был питон. Как ты знаешь, он теперь уже не ядовит, и история о том, почему он лишился яда, весьма любопытна. В те дни он был весь белый. И вот случилось ему познакомиться с женой одного человека, которую звали тетушка Еу, и по прошествии времени они полюбили друг друга. Тетушка Еу покинула мужа и ушла жить к питону, имя же его было P. reticulatus. Женщина она была в некоторых отношениях старомодная, из тех, что с наслаждением шьют для людейсвящеников домашние туфли, и вот она вскоре решила соткать для своего питона весьма живописную новую облегающую кожу, богато изукрашенную черными ромбами и желтыми точками, и разбросанными там и сям через правильные промежутки янтарными квадратами и крестиками, какие встречаются у людей на ковриках и на вышивке. P. reticulatus'у новая кожа страшно понравилась, и он стал носить ее не снимая, и потому он теперь уже больше не белый.
— В ту пору питон увлекался опытами со своим редкостным ядом. Поскольку он был единственной на свете ядовитой змеей, ему, естественно, достался весь тот яд, который ныне поделен между всеми прочими змеями. Ужасный яд его был, поэтому, столь крепок, что питон мог убить человека, где бы тот ни находился, просто–напросто укусив отпечаток ноги, который этому человеку случилось оставить на земле. P. reticulatus, натурально, гордился такой своей способностью, но никак не удавалось ему получить зримое ее доказательство. Он ведь не мог увидеть, как человек умирает, находясь в это время в трех–четырех милях от своей жертвы и кусая ее след. А удостоверить на опыте истинность своей способности ему очень хотелось.