Король Австразии
Шрифт:
Присцилла просияла и жеманно добавила:
– Тогда, дорогой отец, исполните и еще одно мое желание! Дело в том, что я хочу прогуляться верхом… Прикажите Теодориху составить мне компанию!
– Всенепременно, дочь моя! Только возьми с собой и Эстер, а то она, кажется, засиделась уже в своих покоях.
Эйнар тоже получил в Ахене возможность заниматься любимым делом – был назначен помощником коннетабля при конюшне наместника. Конечно, здешние жеребцы и кобылы не шли ни в какое сравнение с суассонскими, однако и к худшим представителям лошадиного рода не относились. Уставший от многодневных скитаний и бесчисленных приключений Эйнар теперь с огромным удовольствием предавался уборке стойла, кормлению и чистке лошадей. Купать питомцев ему, к сожалению, не дозволялось – сия процедура входила в обязанности другого помощника.
Более всего Эйнар полюбил блестящего, словно вороново крыло, черного жеребца, принадлежавшего старшей дочери наместника. Он готов был без устали расчесывать тому гриву и заплетать ее в косы на саксонский манер, прижившийся, как ни странно, и в Ахене. Благодаря уходу Эйнара жеребец заблестел пуще прежнего, его и без того сильные мышцы заиграли под кожей еще энергичнее. Даже имя у коня было подходящее, саксонское, – Сильф [63] . Так назвала его сама Присцилла, когда отец подарил ей этого жеребца на шестнадцатилетие.
63
Сильф – дух воздуха (миф.).
Присцилла часто разъезжала на коне по окрестностям Ахена либо вдвоем с младшей сестрой Эстер, либо, если у той вдруг исчезало желание посвящать свой досуг верховой езде, в сопровождении личной охраны отца. И всегда Сильф не скакал, а буквально парил над лугами Ахена (благодаря чему, собственно, и получил столь говорящее прозвище).
Эйнар как раз выполнял свои привычные обязанности, когда в конюшню вошел Теодорих. Он неслышно приблизился к другу и обнял его.
– Приветствую тебя, Эйнар!
– Не испачкайся! – отстранился тот от неожиданности. – А то еще заляпаю чем-нибудь твою красивую униформу. Ты, никак, проведать меня решил?
– И проведать в том числе. Госпожа Присцилла изъявила желание прогуляться верхом сегодня после полудня, мне же поручено сопровождать ее.
– В замке судачат, что она к тебе неравнодушна, – хихикнул Эйнар. – Это так?
– И ты туда же! – воскликнул Теодорих в отчаянии. – Не повторяй чужих глупостей!
– А чего? Девушка она красивая, да к тому же дочь самого наместника… Или тебе принцессу надобно? Или, может, сразу королеву?
Теодорих осуждающе взглянул на друга, и тот виновато развел руками:
– Ну, извини, друг! Не обращай внимания – это так, к слову пришлось… Вы, кстати, вдвоем на прогулку поедете? – поспешил он сменить тему.
– Точно еще не знаю… Но вроде бы и госпожа Эстер собирается примкнуть…
– Поня-я-ятно… – неопределенно протянул Эйнар.
– Ну и что тебе, скажи на милость, понятно? – взъярился вдруг Теодорих. – На Клерет намекаешь? Хочешь упрекнуть, что после переезда в Ахен я совсем о ней забыл? Так я ведь, к твоему сведению, ничего ей и не обещал! И из дома убегать, заметь, не просил!..
– Точно не обещал?! – с нарочито заинтересованным видом перебил Эйнар все более распалявшегося друга.
– Точнее не бывает… – буркнул Теодорих, устыдившись собственной горячности. И после недолгой паузы даже нашел в себе силы поинтересоваться: – Как там она, кстати?..
– Полагаю, Клерет тоже устроилась здесь неплохо. Работает, естественно, в кузне, при замке наместника. Говорят, главный кузнец долго смеялся, когда слуги Сегноция привели в его «владения» девицу… Однако когда увидел Клерет в деле, мигом возвел ее в ранг личной помощницы. А в последние дни замок кишит слухами, что сын главного кузнеца буквально не дает нашей Клерет проходу со своими ухаживаниями…
– А почему – «нашей»? – Выпустив пары, Теодорих вновь вернулся к «снисходительно-лидерским» интонациям. – Клерет – взрослая, сильная и самостоятельная девушка, если ты этого еще не заметил… Так что, полагаю, она и сама в состоянии решить: принимать ей ухаживания сына кузнеца или нет…
– Ну да… Тебе-то, понятное дело, теперь без разницы… – делано «насупился» Эйнар. – А что, если я, к примеру, до сих пор страдаю по ней?..
Разгадав бесхитростную «игру» друга детства, Теодорих шутливо погрозил ему пальцем и одновременно «назидательно» произнес:
– И напрасно, Эйнар, поверь мне! Клерет – девушка простая, сантименты знатных и воспитанных барышень ей неведомы! Если бы ты затронул струны ее, так скажем, «души», она сама давно бы примчалась к тебе! Так что послушай моего совета: не теряй времени и приглядись к служанкам! Вон сколько их вокруг, и одна другой краше!
– Благодарствую за совет, друг. И то верно… – улыбнулся Эйнар. – А лошадей я вам снаряжу по высшему разряду, не волнуйся, Теодорих.
Глава 3
Присцилла держалась в седле превосходно: уж чего-чего, а мастерства верховой езды ей было не занимать. С Сильфом она управлялась умело, почти по-мужски, а тот, казалось, только и ждал возможности рвануть вперед и воспарить над лугами.
В отличие от старшей сестры, Эстер не особо жаловала конные прогулки, но иногда все же позволяла себе покататься верхом час-другой. В основном – дабы доставить удовольствие Детборгу, подарившего ей месяц назад премилую белую кобылку, которую она назвала Эпоной [64] . Эпона была под стать хозяйке: спокойная, ласковая, красивая. Даже глаза у хозяйки и ее лошади были одинаково карими, на что Теодорих тотчас обратил внимание. Эстер сама заплела гриву Эпоны в косички и украсила их цветными ленточками.
64
Эпона – галльская богиня коневодства, считавшаяся покровительницей лошадей, мулов, ослов, погонщиков и возчиков.
Не теряя времени, Присцилла решила взять инициативу в свои руки. Подъехав к Теодориху, она наградила его очаровательной улыбкой и томно произнесла:
– Amor non est medicabiles herbis [65] .
Поняв смысл изречения, и ничуть не смутившись, юноша поддержал интеллектуальную забаву госпожи на том же языке:
– Etiam sanato vulnere cicatrix manet [66] .
Присцилла одарила Теодориха восторженным взглядом: мало того, что юный стражник знаком с латынью, так он еще, судя по всему, был уже влюблен когда-то и, значит, в любовных делах далеко не новичок.
65
Любовь травами не лечится (лат.).
66
Даже от зажившей раны остается след (лат.).