Король без завтрашнего дня
Шрифт:
Очередной бокал полностью закрепил установившееся между ними доверие, и, сбросив туфли, Дора протянула Анри одну ногу за другой, чтобы тот провел ногтями и по ним. «Начиная от пальцев, нет, не здесь, — она взяла его руку в свою, чтобы положить ее, куда хотела. — Да, вот тут».
~ ~ ~
— А кто бы, по-вашему, мог сыграть роль Марии-Антуанетты?
— Было бы неплохо позвать Натали Аабри, — ответил один из сопродюсеров.
— А как насчет Натали Оссер?
— Ах да, можно и Натали
Однако идея с Натали Аабри явно всем больше нравилась.
Они во второй раз собрались в офисе кинокомпании на авеню Иена и уже обсуждали кандидатуры актеров.
— Я ничего не имею против Натали Аабри, но у нее, кажется, за последние пятнадцать лет не прибавилось ни единой морщинки. У нее лицо куклы, почти маска. Это было бы хорошо для первых сцен в Версале, но ведь потом героиня стареет — в Тюильри, Варенне, Тампле… На эшафот поднимается старая, изможденная женщина. Согласится ли Натали Аабри предстать в таком виде?
Они колебались между двумя Натали — Аабри и Оссер.
Анри рассказал о своей идее позвать трех детей-актеров для разных возрастов Людовика XVII.
— Ребенок, наследный принц и король.
Воцарилась молчание. Сильвия Деламар повернулась к обоим сопродюсерам. Они с трудом переваривали идею. И эти люди еще рассуждают о кино, как будто что-то в этом понимают!
— Нужно уделить больше внимания повествовательной структуре…
— Способы воздействия на уровне образа отличаются от тех, что существуют на уровне слова.
— И потом, разве так важно, что происходит раньше, в Версале и в Тюильри? Не лучше ли начать историю с момента прибытия в Тампль?
— Я думаю, нужно выбрать ребенка определенного возраста — скажем, лет семи-восьми…
— Потому что трое разных детей…
— В самом деле…
— Это не лучшая идея, Анри.
— Я понимаю, что такая перемена произведет эффект, но что хорошо в романе, для кино…
— …будет проблемой.
— Но можно ведь попробовать, чтобы выяснить.
— И еще, речь не идет о том, чтобы показать всю жизнь Людовика XVII.
— Это не урок истории. Это фильм.
— Художественный фильм. Вымысел.
— У кино своя собственная логика повествования.
— Трое детей, — хмыкнула Сильвия. — Одного бы найти…
Оба ее помощника рассмеялись, словно она произнесла лучшую шутку века. Они явно не догадывались, что Анри сильно задет. Он понял, что они совершенно не верят в него и никогда не согласятся признать его полноправным автором сценария — лишь в лучшем случае исполнителем своих идей. Он начинал их потихоньку ненавидеть.
Один из помощников поднял новую проблему.
— Как сделать захватывающей историю, конец которой уже известен?
— Что вы хотите сказать?
— Ну, мы же знаем, что в конце Людовик XVII умирает.
Анри вспомнил «Жанну д’Арк» Дрейера и известный анекдот, рассказанный Кокто и, возможно, им самим же и выдуманный: как одна из зрительниц, вся в слезах, воскликнула, когда Жанна д’Арк поднималась на костер: «Нет, они ее все-таки не сожгут!»
— Нельзя ли показать события не глазами самого короля, а глазами его старшей сестры? — предложил другой сопродюсер. — Это более приемлемо, если учесть, что она более взрослая и лучше понимает происходящее.
— И потом, она единственная выжила, так что вполне естественно было бы вести повествование от ее лица.
— К тому же до сих пор неизвестно, видела ли она смерть брата своими глазами, так что у нее могли остаться сомнения. Это добавит интриги.
— Нужна действительно сильная интрига, вот что я хочу сказать. В фильме, предназначенном для широкой публики, необходимо создать напряжение.
— Тайну.
— Тайну смерти, самую завораживающую из всех. Нельзя приземлять тайну, окутывающую Людовика XVII.
Анри взглянул на Сильвию и понял, что та идет на поводу дуэта своих помощников. Он почувствовал, что если не будет сопротивляться, то проиграет партию.
— Нет никакой тайны Людовика XVII, — резко произнес он. — Ребенок умер в Тампле 8 июня 1795 года. Это всем известно, и результаты ДНК-экспертизы лишь подтвердили установленный факт, который оспаривают только потому, что стыдятся его! Поскольку эта смерть — государственное преступление, совершенное с попустительства, если не при прямом сообщничестве, всего французского народа. Потому что история Людовика XVII — это история жертвоприношения, а события такого рода всегда становятся темами легенд. Особенно если есть сомнения в гибели жертвы. А когда таких сомнений нет, их создают. Начиная с Эдипа, переходя далее к Иисусу, везде мы наблюдаем один и тот же механизм скрытия преступления под покровом легенды. Все французы приговорили этого ребенка — вот в чем суть его истории. В фильме предполагается, что герой умрет в конце. И не воскреснет. Не должно остаться никаких сомнений в его смерти. Никакой тайны. Речь идет о том, чтобы показать, что этого ребенка убили, и почему его убили, и…
Внезапно, в самый разгар этого потока красноречия, Анри пришла на ум еще одна идея, которую он уже собирался высказать, но удержался и прервался на полуслове. Идея была слишком хорошей. Не стоило делиться ею раньше времени.
— Мы ведь хотим сделать фильм о настоящем Людовике XVII, а не о самозванцах, так?
— Конечно, — ответила Сильвия и, обращаясь к помощникам, добавила: — Мы не должны ограничивать Анри своими пожеланиями.
— Разумеется, — подтвердил один из помощников. — Я считаю, идет нормальный рабочий процесс.
— Анри должен написать сценарий, исходя из своей концепции. А там посмотрим.
— Да, вы правы, мы должны сначала увидеть полный сценарий.
— А на нынешней стадии, я думаю, подобные совещания не принесут особой пользы. Мы обменялись мнениями, это хорошо, но теперь нужно, чтобы Анри закончил полновесный синопсис, как это называется. Вы получили чек, Анри?
— Да, спасибо.
Сильвия улыбнулась Анри материнской улыбкой, или, хуже того, улыбкой крестной феи, взмахивающей волшебной палочкой.