Король-Демон
Шрифт:
Если бы я командовал майсирской армией, я без промедления атаковал бы нас, не давая возможности прийти в себя. Возможно, король Байран боялся понести большие потери, штурмуя занятые нами высоты, а может быть, ему самому требовалось время, чтобы перегруппироваться, – он вел войну вдали от родины, в опустошенной стране. С другой стороны, его войскам было не привыкать к трудностям.
Какими бы ни были причины, майсирская армия, многократно превосходящая нас численностью, лишь окружила полукольцом нашу скалистую цитадель, оставив нам только один путь – в выжженные степи. Похоже, противник приготовился к осаде, намереваясь
Первым делом я убедился, что наши позиции охраняются надлежащим образом, так что если бы майсирцы вздумали напасть первыми, мы бы заранее об этом узнали.
Целые сутки я не вылезал из седла, кого-то подбадривая, кого-то одергивая резким словом, напоминая солдатам и офицерам, во имя чего они пойдут в бой в этот величайший день в истории Нумантии – и втайне боясь его.
Но что еще оставалось Тенедосу? Капитулировать? Другого выхода я не видел. В противном случае у Нумантии появится еще один страшный долг перед демонами, значительно превышающий прошлый. Но это при условии, что мы одержим победу. А что, если азаз и его боевые колдуны наложат более сильное заклятие? Что произойдет в этом случае?
Я одернул себя. Это невозможно. Император Тенедос – величайший колдун на свете. Его ошибки в Майсире стали следствием недооценки противника. Я не сомневался, что с подобным пренебрежительным высокомерием покончено.
В ставке императора суетливо толпились колдуны Чарского Братства, и всех трибунов и генералов с неотложными делами отсылали ко мне. Я надеялся, что чародеям удастся сохранить в тайне наш замысел, а азаз сейчас пребывает в безмятежности, что, к сожалению, совсем недавно можно было сказать про нас.
Утром на третий день я уже собирался снова отправиться в обход позиций, но вовремя спохватился. Я вел себя словно молодой легат, лишь недавно получивший взвод и донимающий своих солдат постоянными проверками, в результате чего они превращаются в задерганных кретинов.
У меня были свои планы на предстоящую битву. Я снова поведу в бой нумантийскую кавалерию. Ее цветом и гордостью станет горстка моих Красных Улан, усиленная остатками 17-го Юрейского Уланского полка.
Ближе к вечеру меня отыскал домициус Отман, сообщивший, что наступление начнется на следующий день, через два часа после восхода солнца. Значит, завтра судьба Нумантии будет решена.
Я заставил себя поспать два часа до полуночи и час после, затем проснулся. Лежа на койке, я чувствовал движение огромной армии, разминающей мышцы.
Я вспомнил молитву, обращенную к Танису, божеству нашего семейства, которую читал в детстве. Подобно большинству молитв, которые матери учат своих детей произносить перед сном, эта была призвана дать мне силы пережить одиночество ночи, заставляя думать не о себе, а о своих ближних.
Я шептал эти простые слова, хотя какой толк был на поле битвы от Таниса, скромного божества джунглей, когда в дело вступают такие могущественные боги, как Сайонджи и Иса, и когда демоны выполняют жуткие приказания колдунов?
Встав, я оделся. Умылся и побрился я еще перед тем, как ложиться. Нижнее белье, которое я сам стирал вечером, почти высохло. Вспомнив о пышных гардеробах, бывших когда-то у меня, я печально осмотрел свои нынешние скудные пожитки. В итоге я остановил свой выбор на более чистой из оставшихся двух рубашек, ярко-красной, как мундиры моих уланов. Сверху я надел видавшую виды кожаную куртку, ставшую за долгие годы почти черной, и узкие черные галифе, заправив их в начищенные до блеска сапоги с протертыми до дыр подошвами. Из доспехов я взял только кирасу и шлем с изрядно поредевшим плюмажем.
Опоясавшись ремнем, я повесил с одной стороны ножны с прямым мечом, а с другой серебряный кинжал Йонга.
Зайдя в свой штабной шатер, я снова посмотрел на карту и изучил последние донесения разведчиков о передвижениях неприятеля. Ничего существенного майсирцы не предпринимали. Хотелось надеяться, что они пребывают в полном неведении.
Перед самым рассветом ко мне в шатер ворвался домициус Отман. Впервые за все время, что я знал этого всегда невозмутимого, уверенного в себе помощника императора, я видел его в смятении. Запинаясь, Отман выдавил, что император желает видеть меня – и немедленно! Я должен тотчас же явиться к нему!
Что случилось? Неужели майсирцы проведали о готовящемся заклятии? Или Тенедосу не удалось вызвать жуткую тварь из своего логова?
Когда я подбежал к шатру императора, оттуда, шатаясь, вышел капитан нижней половины в запыленном мундире.
Войдя в шатер, я увидел, как Тенедос отшвырнул от себя жаровню, разбросав по полу тлеющие угли. Второй светильник с ровными, широкими языками пламени стоял в центре магического рисунка таинственной фигуры, тщательно выведенной кроваво-красным мелом. Я вспомнил эту фигуру – ее упрощенный вариант я, запоминая, рисовал снова и снова, перед тем как взобраться по стене цитадели Чардин Шера, а затем в последний раз вывел мелом на каменных плитах пола, после чего спрыснул ее снадобьем и бежал сломя голову, спасаясь от демона, пришедшего в наш мир.
Походный письменный стол и стул валялись опрокинутыми на полу, повсюду были разбросаны древние свитки и тронутые плесенью старинные книги — свидетельство безудержной ярости.
Щелкнув каблуками, я молодцевато отсалютовал, как не делал никогда с тех пор, как вышел из стен военного лицея молодым легатом.
– Ваше величество! Первый трибун Дамастес а'Си-мабу по вашему приказанию прибыл!
– Ублюдки! Подонки! Предатели! Подлые изменники! – бушевал император.
Я молча оглянулся на Отмана, тоже подавленного, сломленного духом. Подойдя к шкафчику, Тенедос достал хрустальный графин с бренди. Найдя стакан, он плеснул туда напиток, но, дав волю вспышке гнева, швырнул его о сейф с картами. Хрусталь разлетелся вдребезги, бренди пролилось на жаровню, и вверх взметнулись яркие языки благоухающего пламени.
Собрав остатки сил, Тенедос взял себя в руки и повернулся ко мне.
– Офицер, который только что вышел отсюда, – произнес он довольно спокойным голосом, – очень храбрый человек. Он скакал сюда без отдыха из самого Амура, с гвардейской базы. Загнал по дороге трех лошадей. Не представляю себе, как ему удалось проскользнуть через позиции майсирцев. Но хвала Сайонджи, он добрался сюда. Дамастес, нас предали, предали те, ради кого мы сражаемся!
Как выяснилось, Скопас и Бартоу каким-то образом проведали о нашей первой неудаче. Укрываясь где-то в окрестностях Никеи, заговорщики составили новый план, на этот раз основанный на использовании военной силы. Они склонили на свою сторону несколько частей, со страхом ожидавших, когда и их бросят на юг, в пекло войны.