Шрифт:
Моим любимым, дорогим мне, ради которых живу и пишу стихи…
Шутка
милому моему, любимому другу Наташеньке Мордвичевой…
…шутку выдумал сегодня.
Наконец-то хороша!
А то друг неделю ходит
чёрной тучей грозовой,
будто вот и хлынет дождик,
и закапает душа
его горькою слезой…
…я
всё головушку ломал,
чтоб такая шутка была,
раз – и тучи разошлись!
Повторил раз пять на память….
только, эх, не записал!
Торопился к другу я ведь,
поскорее рассмешить…
…я по улицам. Далече
так живёт мой лучший друг,
что тревожно мне на сердце,
не забыть бы шутку вдруг.
Как назло знакомых встречных
этим днём пруди хоть пруд,
всем же надо расспросить им,
что, куда и почему…
…испугался – забываю!
А поди ещё идти
полдороги. Застываю.
Начинаю я бубнить.
Так. Вот это было в шутке.
И вот это. Вроде… вся!
Улыбнулся. Снова мчусь я,
будем тучи разгонять…
…но ужасное случилось
прямо у двери его –
шутка напрочь та забылась.
Не унять мне дрожи ног;
от отчаянья трясусь я,
плачу горечью навзрыд.
Подвела меня так шутка –
сердце ноет и болит.
Открывает друг мой милый.
Обнимаемся мы с ним
и, целуясь, мы смеёмся,
ничего не говорим.
Удивлён я так немало!
Что ж я голову ломал?
Пожурил меня тогда он:
«Как давно не навешал….»
Наваждение
Пришел однажды человек
к аббату и сказал:
– «Влюбился, падре, спасу нет!»
– «В кого, сын мой?»
– «В тебя!»
– «Постой, несчастный! Тяжкий грех,
ведь оба мы мужчин…
Содом от этого сгорел,
остался только дым…»
– «Ах, падре, всё же знаю я,
но страсть во мне кипит
такая, что представлю, как
ты голый предо мной стоишь…»
– Останови сейчас же речь
ты блудную свою,
иначе розгами пресечь
её зараз велю!
И голым я не так хорош:
я толстый, дряблый я…
Увидишь как, и не поймёшь,
поп это иль свинья».
– «Ах, падре, полных я ценю,
твоя фигурка класс.
В мечтах своих тебя беру
так часто, что сейчас
мне чудиться с тобой давно
любовники…»
– «Молчи!
Ты смертным соблазнён грехом!
Ты дьявола впустил
в свой неокрепший разум, и
огонь Геенны ждёт!
Покайся, грешник, и молись,
и жди Суда черёд!»
«Ах, падре мой, ведь я богат,
богаче королей!
Мы индульгенции накупим склад,
вперёд навек…»
– «Не смей!
Безбожник наглый совращать
деньгами. И Мамон
в заложники меня не сможет взять
ни златом, ни камнями, ни сребром!»
– «Ах, падре, милый мой аббат,
я ведаю, живётся тяжко как
тебе, не нарушая целибат…
и ни подружки, ни дружка.
А я горяч как жеребец!
Красив и молодой!
Упругий телом я везде…»
– «Врать каждый может,
сыт враньём!»
– «Не веришь, падре? Вот, гляди!»
Разделся парень тут –
«Гляди и сзади, впереди…
Смотри, везде упруг»
– «О боже! Правда! Как хорош!
Как греческий божок!
Вот бы коснуться хоть разок…
Я на колени пасть готов
пред этой красотой…»
Минула ночь. Святой отец
на мессе. Полон храм.
Псалом пятидесятый резво чтец
Гнусавит по слогам.
Тайная притча
Пришли вот как-то трое к Богу,
и трое с Богом стали говорить.
Один сказал: «Ты судишь больно строго,
а мог бы снисходительным побыть…
Вот давеча за маленький проступок
так шибко невозможно наказал:
я загляделся на соседскую жену,
когда она нагнулась,
и оказалась ведь без нижнего белья.
Я загляделся не нарочно… я ж мужчина!
И мысленно прелюбодеяние свершил…
Я городил забор – и тут по пальцам двинул.
Суставы кисти напрочь перебил…»
Хотел Господь ответить, но второй тут
Глас Божий взял и перебил:
«Мой Бог, к Тебе взываю, суд Свой
прошу Ты учени…
Ты судишь мягко очень всех,
щадишь грехи зазря!
И справедливости как нет,
богобоязни и стыда!