Король [любительский перевод]

Уорд Дж. Р.

Аристократ перевел взгляд на изображение дочери Абалона.

– Я верю, что на собрании Совета, созванном по особенному поводу, твой род будет представлен твоей печатью и цветами.

Абалон мельком посмотрел на воина, прислонившегося к стене. Мужчина, казалось, почти не дышал, но уж точно он не почивал.

Как скоро разруха охватит сей славный дом, если он не даст обет голосовать? И в каком виде она обрушится на его семью?

Он представил свою дочь, скорбящую по единственному родителю, покинутую навеки. Себя – в муках,

свою жестокую смерть.

Дражайшая Дева в Забвении, суженный взгляд воина был направлен прямо на него, будто Абалон был его целью.

– Да здравствует истинный Король, – сказал Икан. – Скорее так.

На этой ноте чистоплотный «обеспокоенный гражданин» покинул комнату вместе с адвокатом.

Сердце Абалона гулко забилось, когда его оставили наедине с воином... и спустя мгновение пронзительного молчания, мужчина покинул свое место, подойдя к серебряной чаше с яблоками.

– Я могу их взять, не так ли? – сказал голос с сильным акцентом.

Абалон открыл рот, но смог издать лишь писк.

– То есть «да»? – раздался ответ.

– Разумеется. Да.

Боец потянулся к нагрудной кобуре и достал кинжал, серебряное лезвие длиной с мужское предплечье. Он резко подбросил кинжал в воздухе, лезвие поймало вспышку... и с той же уверенностью воин поймал рукоятку и всадил оружие в яблоко.

Не отпуская взгляд Абалона.

Отступая от чаши, он перевел взгляд на портрет.

– Она очень красива. Пока.

Абалон закрыл своим телом картину, готовый пожертвовать собой, если потребуется: он не хотел, чтобы этот воин даже смотрел на рисунок, не то, чтобы комментировал его... или сделал что-то хуже.

– До скорой встречи, – сказал воин.

Он ушел, держа в левой руке яблоко, пронзенное в середине.

Когда Абалон услышал отдаленный стук двери, он буквально рухнул на шелковый диван, конечности обмякли, сердце гулко билось. И хотя его руки тряслись, он умудрился достать сигарету из хрустальной коробки и прикурить ее от тяжелой хрустальной зажигалки

Делая глубокий вдох, он уставился на портрет своей дочери, впервые в жизни испытывая пронизывающий страх.

– Славная Дева-Летописеца...

Признаки волнений наблюдались в течение года: толки о том, что Король впал в немилость в определенных кругах аристократии; слухи о покушении; инсинуации о том, что образовавшаяся группа заговорщиков готовилась сделать свой ход. А потом состоялась встреча Совета, на которую Роф прибыл с Братством и обратился к собравшимся с неприкрытой угрозой.

Это было первой встречей с Королем за... Абалон не мог вспомнить, за сколько времени. В действительности, он не помнил, когда кто-нибудь добивался аудиенции с правителем. Конечно, издавались прокламации... декреты, прогрессивные и, по мнению Абалона, припозднившиеся.

Другие же не согласятся.

И, очевидно, были готовы заставить всех несогласных.

Переведя взгляд на портрет своего отца, он попытался найти в глубине себя храбрость, некоторую твердыню под ногами, чтобы постоять за то, что он считал правым: если Роф сочетался браком с полукровкой, то в чем проблема, если он любит ее? Он реформировал множество пунктов Древнего Права, дискриминационных по своему характеру, если уж на то пошло, решение короля в выборе шеллан означало, что Король – человек слова.

И, тем не менее, было в характере Короля нечто старомодное: недавно было убито два аристократа.

Монтраг. Элан. Оба убийства – жестокие, в их жилищах. И обоим приписывали инакомыслие.

Очевидно, Роф не станет отсиживаться в стороне, пока вокруг него плетутся интриги. Беда в том, что его враги при дворе также повышали ставки, привлекая собственных силовиков.

Абалон запустил руку в карман смокинга и достал свой айФон. Выбрав номер из списка контактов, он набрал «вызов» и вполуха слушал гудки.

Когда мужской голос взял трубку, Абалону пришлось прокашляться:

– Я должен знать, если к тебе приходили.

Мгновение его кузен медлил.

– Да. Приходили.

Абалон выругался.

– Я не хочу участвовать в этом.

– Никто не хочет. Но их упор на закон? – кузен сделал глубокий вдох. – О наследнике? Реакция народа неизбежна.

– Это неправильно. Роф творил хорошие дела, вел нас, как того требует современный мир. Он запретил рабство крови, создал то убежище для жертв домашнего насилия, женщин и их детей. Он правил справедливо и даже выпустил прокламации...

– Абалон, они подловили его на этом. В этот раз они одержат верх... потому что более чем достаточно тех, кому претит мысль о королеве-полукровке и наследнике с человеческой кровью. – Его кузен понизил голос. – Родственник мой, не окажись на неправильной стороне. Они готовы пойти на все, дабы получить всеобщее согласие, когда придет время, закон все решает.

– Он мог изменить право. Я удивлен, почему он до сих пор этого не сделал.

– Без сомнений, у него есть более важные дела, нежели старые пыльные книги. И, честно говоря, если бы Король принял меры, я сомневаюсь, что ему бы хватило поддержки.

– Он может начать репрессии против аристократии.

– И что он сделает? Убьет нас всех? А дальше что?

Наконец завершив разговор, Абалон снова посмотрел в глаза своего отца. Сердце твердило ему, что раса в надежных руках, пока правит Роф, несмотря на то, что Король во многом изолировал себя от подданных.

Спустя какое-то время он сделал звонок, от которого стало тошно. Когда подняли трубку, он не озаботился преамбулой:

– У вас есть мой голос, – сказал он хрипло.

Он завершил разговор прежде, чем Икан начал нахваливать его здравый смысл. И незамедлительно прошел к мусорной корзине, чтобы опустошить желудок. Одно может быть хуже, чем не иметь наследия... быть недостойным того, что было даровано.