Король на краю света
Шрифт:
– Они не слишком уж хорошо справились, эти чародеи,– сказал Сесил.
– По-моему, сэр, дело не в этом.
1580-е годы – Многочисленные случаи обнаружения испанских агентов на территории Шотландии.
1594 – Рим. Кардинал Мастриччи обедает с английским священником из католической английской семинарии в Дуэ, Франция. Кардинал открывает священнику, что на собраниях важнейших людей Рима сам папа заявил, что ЕГО не следует лишать жизни, отлучать от церкви или каким-либо образом беспокоить, а скорее надо лелеять как «нашего
1590 – Епископ Дарема заявил, что, по его мнению, ОН считает себя католиком, тайным и осторожным, но совершенно точно «римским зверем». Эти слова сообщил член семьи, переданы через торговца рыбой.
1588 – ЕМУ доносят об уничтожении испанской Армады и о том, что Елизавета в безопасности. ОН открыто осеняет СЕБЯ крестным знамением – об этом заявил человек, работающий на Бердена. Берден лично подтвердил.
Сесил тяжело вздохнул, устало кивнул: совокупное бремя доказательств окончательно лишило его возможности подыскать какое-нибудь невинное объяснение.
– Это раздражает,– признался он.– По крайней мере, он точно не прилагает никаких усилий, чтобы прояснить ситуацию.– Государственный секретарь дважды начинал говорить снова и останавливал себя, пока не изрек: – Очевидно, этого недостаточно. Я знаю… – пробормотал он после короткой паузы.– Но подумайте сами.– Сесил в последний раз попытался выступить адвокатом дьявола: – Если Яков благоволит католикам, разве наш друг мистер Николсон не стал бы свидетелем этого на месте? Он должным образом рассказывает нам о еженедельном богослужении и не упоминает никакой тайной папистской чепухи.
– Сэр, Джордж Николсон одиннадцать лет был представителем ее величества при дворе Якова. Если, как мы опасаемся, ритуалы и вера Якова предназначены только для того, чтобы продемонстрировать их миру, то мир в данный момент сжат до размеров Джорджа Николсона, которому доверили наблюдать за этой комедией и сообщать о ней в Лондон. Мистер Сесил, позвольте мне объяснить, каково это, когда ты в самом пекле и далеко от дома. Мистер Николсон каждый день проводит время рядом с человеком, которого все считают… следующим. Он знает, что некоторые люди в Уайтхолле смирились или больше не задают вопросов, подобных нашим. Если ничего не изменится, нужда в английском посольстве при дворе в Эдинбурге отпадет сама собой. Когда все закончится, Николсон вернется в Лондон вместе с новым монархом. Может быть, любой посол в конце концов начинает служить только самому себе. Мистер Николсон думает: «Я здесь со следующим, а не там с… предыдущей». И тот шотландец думает: «Вот мистер Николсон, мой первый и самый верный английский подданный, который сделает так, как я скажу, который доложит своим временным хозяевам в Лондоне то, что я велю. Он скажет им, что я протестант, и когда настанет день…»
Беллок наблюдал, как истина неотвратимо пробирается в разум Сесила, а затем воспользовался своим преимуществом:
– Несомненно, человек может устраивать спектакль каждое воскресенье, если зрители выигрывают от того, что верят в правдивость его выступления. Как мало усилий требуется, чтобы сыграть воскресного протестанта: все, что ему
У Сесила сделался такой вид, словно он вдруг занемог желудком.
– Господин секретарь, мы опаздываем. Это опоздание чревато серьезными последствиями. Мы считаем, что Англии необходим окончательный ответ.
– Скажите мне хотя бы… поскольку я все понял и согласен, Джефф, да, я согласен… кто такие эти «мы»?
Сесил был откровенно раздражен и пытался сорвать злость на посыльном.
– Советники ее величества, члены парламента, лорды, военачальники.
– Так ли это? Возможно, вы всего лишь один человек, по понятным причинам боящийся семьи Стюартов – вы же практически собственноручно проводили леди на казнь. Откуда мне знать, что через вас со мной действительно разговаривают важные люди?
– Я знаю, что вы и сами обеспокоены тем же вопросом.
Роберт Сесил за время этой беседы ни разу не встал, не желая демонстрировать на фоне Джеффа Беллока свой малый рост и телесную немощь.
– Я в курсе, что вы были креатурой мистера Била, поэтому буду считать, что он один из отважных безымянных. У него имеется целый круг единомышленников? Больше, чем я в состоянии отследить?
Но Джефф придержал язык и дождался от Сесила кивка. Испытывая боль от попыток выглядеть массивным и сохранить тело в вертикальном положении, государственный секретарь немного соскользнул с кресла.
Джефф изложил вывод:
– Если Яков – сын своей матери и Рима, если у него душа и намерения католика, страна не выживет, вобрав его в себя. Его остановят прежде, чем он пересечет Твид. Прольется кровь. Граждане будут убивать граждан. Как в Париже. А если он лжет нам и будет нас дурачить всю дорогу, пока не окажется здесь? Все обернется еще хуже. Для всех. По улицам потекут кровавые реки. Что касается тех из нас, кто помог расправиться с его матерью… Да, я склонен думать, что нам – я же не одинок – лучше бы оказаться в Амстердаме.
– Намекаете, что я сын своего отца.
– Ваш отец бы не позволил…
– Что ж, я – не он. Никто не сожалеет об этом больше, чем я, Джефф.
Сесил, наконец, сдался. Джефф это видел; повторное сравнение с великим отцом сделало свое дело, и Беллок испытал облегчение разведчика, который наконец-то отыскал в замке пружину. Государственный секретарь тем временем продолжал сдавать позиции.
– Давайте говорить без обиняков. Возможно, Яков играет роль и прячет сердце римского тигра. До меня доходили слухи, дескать, призрак мистера Уолсингема все продолжает стенать из-за отсутствия у нас полезных сведений по этому вопросу. Полагаю, я тоже виноват. Вы, мистер Бил и ваше окружение думают, что я был легковерен, принимая спектакль Якова за чистую монету.
– Милорд, ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не усомнились бы в вашем стремлении позаботиться о королевстве, но если их не убедить, они могут поддержать других претендентов. И не только словами.
– Вот мы и добрались до самого главного.– Волосы Сесила были черными, а борода – рыжей, из-за чего возникало (ложное) впечатление, что он красит то или другое.– Вы не хуже меня знаете, что из… сколько их сейчас?.. двенадцати персон с более-менее сносными претензиями никто не является более привлекательным, чем Яков. Я не думаю, что вы или ваши безымянные друзья жаждете увидеть на троне испанскую принцессу или Антонио Португальского 7 больше, чем я.