Король Призраков

Сальваторе Роберт Энтони

Отсутствие значительных успехов в разрешении стоящей перед ним задачи заставило Кэддерли прибегнуть к медитации и снова попытаться получить совет от Денира, единственного бога во всем пантеоне, способного хоть как-то намекнуть на источник непредсказуемых и тревожных событий.

Кэддерли уединился в небольшой комнатке, ее освещали две высокие свечи, стоящие по краям брошенного на пол одеяла. Он сел на одеяло, скрестил ноги и положил руки на колени ладонями вверх. Потом долго следил за своим дыханием, добиваясь, чтобы вдохи и выдохи чередовались через равные промежутки, и при помощи мысленного счета старался очистить мысли от всех тревог и волнений. Под этот мерный

счет он отрешился от окружающего мира и, поднявшись над Материальным Уровнем, двинулся к царству абсолютного разума, к царству Денира.

С тех пор как начались эти несчастья, он не раз пытался приблизиться к Дениру, но никак не мог добиться успеха. Раз или два Кэддерли казалось, что он совсем близко, но бог ускользал из его мыслей раньше, чем жрец успевал получить ясную картину.

А сегодня он особенно остро ощутил присутствие своего бога и прилагал все усилия, стараясь полностью отрешиться от собственного сознания. Вокруг него появились звезды, Кэддерли словно плыл по небу и, наконец, увидел Денира в образе старого писца, сидевшего в центре ночного неба с длинным свитком в руке и что-то напевавшего, хотя слова пока оставались неразборчивыми.

Жрец направил полет к богу. На этот раз фортуна улыбнулась ему, и он достиг необходимой концентрации мысли, чтобы попасть в область разума, где правил Повелитель всех Символов и всех Образов.

Он разобрал слова.

Числа. Денир трудился над «Метатекстом», объединяющим логику множественной Вселенной.

Кэддерли постепенно стал различать слабо мерцающие нити, образующие сеть в небе над ним и Дениром: волшебное покрывало, поддерживающее магию на всем Ториле. Пряжа Мистры. Кэддерли задумался. Возможно ли, чтобы Пряжу Мистры и «Метатекст» можно было связать между собой иным способом, кроме философского? А если это так и Пряжа Мистры нарушена, то не вкралась ли ошибка и в «Метатекст»? Нет, это невозможно, сказал Кэддерли себе и снова сосредоточил внимание на Денире.

Кэддерли понял, что Денир нумерует нити, записывает их в свой свиток и определяет положение каждой отдельной нити в общем полотне. Неужели он пытается как-то повлиять на разрушенную паутину при помощи совершенной логики и устойчивости «Метатекста»? Эта мысль поразила жреца. Неужели именно его бог найдет способ залатать образовавшиеся в полотне магии прорехи?

Он ведь собирался обратиться с мольбой к богу, просить божественного откровения, но внезапно, к своему удивлению, понял, что Денир не ответит на его мольбы и что не Денир привлек его сюда. Нет, он попал в это место и в это время, так же как и сам бог, благодаря совпадению, а не замыслу.

Кэддерли придвинулся ближе — достаточно близко, чтобы заглянуть через плечо бога, пока тот сидел в этой пустоте и записывал результаты своих наблюдений.

Пергаментный свиток, как он увидел, словно огромная головоломка, содержал последовательности чисел. Денир пытался расшифровать Пряжу Мистры, определить тип и место каждой нити. Возможно ли, чтобы Пряжа, подобно обычной паутине, состояла из отдельных, соединенных между собой частей? Возможно ли, чтобы разрыв, если именно в нем заключалась причина неустойчивости, был результатом разрушения какой-то поддерживающей нити?

Или дело в несовершенстве замысла? Нет, определенно нет!

Кэддерли продолжал молча заглядывать в пергамент через плечо Денира. Он запомнил несколько последовательностей чисел, чтобы записать их, когда окажется в своем кабинете. Кэддерли, конечно, не был богом, но все же хотел разгадать их, надеясь впоследствии предоставить их Дениру, чтобы помочь Писцу Огма в его вычислениях.

Когда,

наконец, Кэддерли открыл глаза в физическом мире, он увидел, что рядом с ним все еще горят свечи. Судя по их высоте, он пробыл в царстве разума около двух часов. Кэддерли поднялся и прошел к столу, чтобы записать увиденные последовательности чисел, представлявшие модель Пряжи.

Нарушенной Пряжи.

Интересно, где могут быть недостающие нити?

* * *

Если Кэддерли не увидел вспышку света у подножия гор, то Айвен Валуноплечий, собиравший дрова для своей кузницы, увидел ее достаточно ясно.

— Интересно, что там случилось? — пробормотал дворф.

Потом он подумал о своем брате и решил, что Пайкел сильно разозлился бы, узнав, что такая могучая сосна превратилась в столб пламени.

Чтобы лучше видеть, Айвен поднялся на каменистую гряду. Картина не стала более отчетливой, но наверху он ощутил ветерок, принесший с собой запах дыма и крики. Он бросил заплечный мешок на салазки, куда укладывал дрова, поправил шлем, украшенный большими оленьими рогами, и поднял свой Дровокол — обоюдоострый боевой топор, названный так Айвеном, после того как Кэддерли заговорил оба его лезвия, сделав их невероятно острыми. Теперь топор с одинаковой легкостью раскалывал и бревна, и черепа гоблинов. Даже не оглянувшись на Храм Парящего Духа, желтобородый дворф стал спускаться по темной дороге, быстро перебирая короткими ногами.

К тому времени, когда он подошел, мясистые твари уже пировали на телах чародеев из Врат Бальдура.

Айвен резко остановился, но те существа, что были поблизости, уже заметили его и устремились навстречу, подтягиваясь на жилистых и цепких лапах.

Мысль о поспешном отступлении исчезла сразу, как только Айвен услышал стон одного из чародеев.

— Ну, тогда ладно, — решил дворф и бросился на чудовищ.

Дровокол негромко загудел, когда Айвен, словно без определенной цели, взмахнул им перед собой. Острые лезвия легко рассекали черную кожу, и при каждом ударе раздавался визг, а на землю летели куски разорванных тел. Темные существа были слишком медлительными, чтобы избежать могучих взмахов дворфа, и слишком глупыми, чтобы забыть о своем ненасытном голоде и убежать.

Одно за другим, чудовища падали под натиском Айвена, и чавкающие звуки их разрывающихся тел раздавались при каждом взмахе Дровокола. Крепкие руки дворфа не знали усталости, и он бил врагов без промедлений, но уродливые создания еще очень долго не давали ему передышки.

Наконец, убедившись, что убивать уже некого, Айвен бросился к самому старому из магов, лежащему ближе всех.

— Этому уже не поможешь, — пробормотал он, как только перевернул тело и увидел разорванное горло.

Признаки жизни подавал только один из четверых несчастных. Бедняга Далебрентия, сильно обожженный, лежал на земле с зажмуренными глазами и сильно дрожал.

— Я тебя заберу, — прошептал Айвен. — Ты еще жив, и я отнесу тебя к Кэддерли.

С этими словами он быстро огляделся, забросил за спину Дровокол, нагнулся и просунул одну руку под колени Далебрентии, а второй ухватил его за плечи. Но еще до того, как он успел выпрямиться, дворфа поразило ощущение холода, но не ночной прохлады, а чего-то более угрожающего, словно за его спиной стояла сама смерть.

Он медленно повернулся и потянулся за оружием.

Поблизости стояла и смотрела на Айвена темная фигура. В отличие от толстых уродцев, усыпавших поляну, — четверо магов тоже сумели уничтожить несколько своих врагов, — это существо было похоже на сгорбленного старика.