Король шутов

де Нерваль Жерар

– Каким же образом мало денег, если торговля оживляется? И как это англичане уходят, а между тем занимают прежние места. Вы как об этом думаете, кузен мой, герцог Бургундский?

– Сир, – отвечал последний, – вот что я думаю о положении государства: представьте себе человека, которого сбросили с башни св. Иакова. На лету, он говорит сам себе: – «Пока все еще идет недурно, но беда как упаду!»

– Что значит эта аллегория?

– Это значит, что французское королевство свержено в бездну, на дне которой оно погибнет, если его не спасут на лету.

– Объяснитесь.

– Все идет хуже и хуже с тех пор как рука ваша

перестала держать бразды правления: расточительность королевы и герцога Орлеанского заставляют Жана Малого проповедовать с кафедры, что они одеваются кровью народа, питаются его слезами, несмотря на ваши указы, восстановлено право реквизиций: налоги удвоены, таксы увеличены до бесконечности, судебные и другие места продаются чуть не с аукциона…

– Дорогой племянник, – сказал Беррийский, – вы забываете, что только что примирились со своим кузеном герцогом Орлеанским и поклялись избегать всякого нового повода к раздорам. При том, все можно поправить. Племянник наш герцог Орлеанский намерен удовлетворить всем нуждам государства, употребив на то сбор ежегодной таксы.

– Это будет уже второй сбор в этом году.

– Куда же пошли деньги первого сбора? – спросил король.

– Все истрачено, сундуки совершенно пусты, – ответила королева, смотря с вызывающим видом на герцога Бургундского.

– На что же потрачены деньги? Или мы вели какую-нибудь разорительную войну?

– Нет, ваше величество, война против англичан идет из замка в замок, одни только сеньоры несут ее тяготы.

– В таком случае, королева, все это золото издержано безумным образом?

– Государь, вы несправедливо оскорбляете вашего брата и меня. Все тратилось на произведения изящных искусств, на устройство празднеств и турниров для увеселения черни.

– Да, – грубо прервал Бургундский, – и все это вызвало возмущение мальотинцев, которое поколебало престол еще сильнее, чем англичане.

– Согласен, – сказал Беррийский, которому вторили его братья, – но зачем бросать камнем в прошлое? Будем заботиться как бы устроить будущее. Для этого есть средство: нужно перечеканить монету.

– Перечеканить монету! – вскричал Иоанн Бесстрашный. – Да что вы! Или вы хотите, чтобы парижское население взялось за пики да построило бы баррикады? Да они сожгут нас, как жидов и фальшивомонетчиков!

– Пустое! – перебила Изабелла, – денег нужно достать во что бы то ни стало.

– Для новых безумных трат?

– Это уж слишком, герцог Бургундский, вы нарушаете уважение к королю, если не уважаете королеву.

Изабелла сделала вид, что хочет уйти.

– Остановитесь, королева, – сказал Карл VI. – Мы собрали Государственный Совет для того, чтобы все обсудить и доискаться истины, хотя бы она была для кого-нибудь из присутствующих здесь и неприятна. Ах, зачем ко мне опять вернулся разум! Настоящее печалит меня; будущее пугает. Я не говорю о прошедшем, то есть о времени моего несовершеннолетия. То было ничто в сравнении с тем, что сделано во время моей болезни. Кому довериться? Что делать?

– Есть только одно средство, государь, – выговорил Бургундский, – созвать генеральные штаты.

– Генеральные штаты! – пробормотали сеньоры партии Орлеанского.

– Да, генеральные штаты, – подтвердил Иоанн Бесстрашный.

И, обратившись к королю, он продолжил:

– Такое уважение к подданным со стороны вашего величества, государь, успокоит умы и

приведет к добровольному согласию на новые субсидии, которые на этот раз употреблены будут на действительные нужды государства.

– Генеральные штаты, – продолжал герцог Беррийский, – что означает это установление, как не унижение королевской власти? Король зависит только от Бога. В трудные времена он может обратиться за советом к своему дворянству, но спуститься ниже – никогда!

Пока противные партии выражали то или другое мнение, Изабелла все думала, куда мог деваться герцог Орлеанский, и решила, что его наверное задержало какое-нибудь новое любовное похождение.

– Кузен Бургундский, – сказал король после некоторого размышления, – мы вам очень благодарны за то, что вы так смело высказались против действий правительства и расточения финансов за последние годы. Но берегитесь! Вы с таким жаром принимаете сторону черни, что вас могут заподозрить в каких-нибудь честолюбивых замыслах.

– Ловко хватил! – пробормотал Беррийский своим братьям.

Потом прибавил громко:

– Вы удивительно изволите рассуждать, государь!

– Герцог Беррийский, – перебил его король, – мы не станем скрывать от вас, что собрания, исключительно составленные из пэров и баронов, также не внушают нам особого доверия. Подобное собрание тотчас бы избрало на мое место принца, всегда оказывавшего покровительство дворянству. Следовательно, или Бургундский, или Орлеанский дом пришли бы к власти. Если бы брат мой был здесь, я сказал бы ему: «Я прощаю вам все сделанное вами, но не хочу дать вам возможности и впредь делать то же самое». Здесь не обо мне лично идет речь, но о благе общем. Ах! Прошли времена Карла Великого, когда были только дворяне и крестьяне. Крестьяне мало-помалу выкупились; образовались общины; буржуазия приобрела вольности и богатства; она стремится пересилить дворянство. Нужно подумать, как бы установить равновесие. Но прежде всего, нашим первым решением будет уничтожение указа, вынужденного у меня в январе 1406 года, в силу которого брат мой получил верховное право распоряжаться финансами, а королева – председательствовать в совете.

– Но, государь, я не заслужила, – проговорила королева.

– Не прерывайте меня. Я поступлю так, такова моя твердая воля. Я хочу, чтобы вы больше не принимали участия в делах общественных. Что касается моего брата, то он тоже лишается возможности удовлетворять своей неумеренной страсти к роскоши и празднествам, в ущерб государственной казне. Нашему кузену, герцогу Бургундскому, я поручаю финансы. Такая должность влечет за собой народную ненависть к лицу, занимающему ее. Желаю от души, чтобы популярность его не пострадала от этого слишком скоро. Управление же государством разделено будет между герцогами Орлеанским и Бургундским. Каждый указ должен быть подписан ими обоими, иначе он не будет иметь силы.

– Но если произойдет разногласие во мнениях? – спросил Беррийский.

– В таком случае должны быть созваны генеральные штаты, и оба герцога лишатся власти. При таких условиях, надеюсь, они придут к соглашению. Я сказал.

Он сделал знак, что распускает собрание. Изабелла и герцог Бургундский были унижены, остальные все говорили друг другу слова, сохранившиеся в хронике:

– Когда Карл VI не бывает самым безумным, то он самый умный человек в королевстве.