Король-Уголь
Шрифт:
Его собеседник рассмеялся:
— Боюсь, что ты тоже разделяешь это мнение. Ладно, если хочешь заняться вопросом весового контроля, я препятствовать не стану.
Чудесно, вот это дело, настоящее дело! С тех пор как Хал стал подручным забойщика, работая под сводом в пять футов высотой, жизнь показалась ему скучной. А так-то, конечно, будет интереснее!
Но искренне ли он хочет этим заняться? До сих пор он оставался лишь наблюдателем шахтерской жизни. Правда, он уже убедился, что для шахтера созданы жестокие условия, причем это была совершенно ненужная, преднамеренная жестокость. Но когда дошло до дела, Хал заколебался: старые страхи и предубеждения вновь зашевелились
Но это же как-никак другое, успокаивал себя Хал. То, что предложил Олсен, ведь не профсоюз, который может явиться деморализующей силой, подстрекающей рабочих все к новым и новым требованиям, вплоть до требования полного господства в промышленности. А кампания по поводу весов — это же просто призыв к закону, испытание честности и справедливости шахтовладельцев, про что те столько кричат. Если верить им, то закон о контроле у весов неукоснительно выполняется, охраняя права рабочих. А контролеров, мол, нет только потому, что рабочие сами не требуют. Что же зазорного, если попытаться это выяснить? Ведь если, с другой стороны, требование рабочих об осуществлении их законного права, не только юридического, но и морального, будет встречено хозяевами как бунт, в таком случае Хал начнет лучше понимать, что у них называется бунтом. Старый Майк, Иогансен и многие другие предупреждали Хала, что хозяева превратят его жизнь в сплошной ад и заставят поневоле убраться отсюда; а раз так, то и он готов насолить хозяевам!
— Это будет веселенькое дельце! — вырвалось у Хала, и Олсен в ответ рассмеялся:
— Вот именно…
— Ты думаешь, меня ждет второй «Пайн-крик»? — спросил Хал. — Возможно, так, но я должен сам все проверить. Понимаешь, у меня есть брат, и я мысленно веду с ним споры, когда начинаю думать о том, что становлюсь революционером. Я хочу с полным правом сказать ему: «Я не начитался никаких теорий. Я лично все проверил и вот — жизнь как она есть!»
— Ладно, — сказал Олсен, — все это хорошо, но ты еще только хочешь это испытать и внушить правильные мысли брату, а я уже всему научен на горьком опыте. Уж я-то знаю, что здесь делают с человеком, который требует рабочего контроля. И я не могу принести себя в жертву только затем, чтобы получить еще одно доказательство!
— А я тебя и не зову! — засмеялся Хал. — Раз я не берусь помогать тебе, ты можешь и мне не помогать. Но скажи, ведь я не помешаю общему делу, если подберу группу людей, которые согласятся рискнуть и выступить с требованием контролера?
— Конечно, нет! Наоборот, это послужит для многих наглядным уроком. Есть рабочие, которые ничего не знают о своем законном праве на контролера. Другие знают, что им не записывают полного веса, но не уверены, что это их обворовывает сама Компания. Если администрация откажется допустить контролера к весам, если, больше того, она выгонит застрельщиков, тогда в местном отделении профсоюза появится много новых членов.
— Хорошо, — сказал Хал, — я не собираюсь вербовать для вас новых членов, но уж если сама Компания пожелает заняться вербовкой, — пускай, это ее дело.
И молодые люди скрепили свой договор крепким рукопожатием.
Книга вторая
Рабы Короля-Угля
1
Таким образом, Хал приступил к деятельности, куда более интересной, чем работа конюха или подручного, но и чреватой более грозными опасностями,
Но Джерри Минетти, которому Хал раньше всех поведал о цели пребывания Олсена в Северной Долине, уже в свое время переболел юношеской романтикой. Мигом слетела с него обычная беззаботность, в глазах мелькнул страх.
— Я знал, что это когда-нибудь наступит! — воскликнул он. — Ох, беда нам с Розой!
— Почему? Не понимаю!
— Придется нам впутаться — наверняка придется. Я уже Розе говорил: «Мы называем себя социалистами, а кому от этого польза? Никому. Участвовать в выборах здесь бесполезно — голоса за социалистов не учитываются». Я Розе говорил: «Нужен профсоюз… Нужно бастовать». А она мне: «Подожди еще. Накопим хоть немножко денег. Пусть дети подрастут. Тогда уж мы поможем, и не так страшно нам будет остаться без крова».
— Но мы вовсе не собираемся организовывать профсоюз! — возразил Хал. — Пока у меня другой план.
Но не так легко было остановить Джерри. Он продолжал:
— Откладывать нельзя! Рабочие уже не могут больше терпеть! Я всегда говорил: это придет неожиданно, как взрыв в шахте. Если кто-нибудь начнет драку, все будут драться. — Тут Джерри поглядел на Розу, которая сидела, тревожно устремив черные глаза на мужа. — Придется, значит, и нам, — досказал он, и Хал заметил, что оба они поглядели на дверь, за которой спали дети.
Хал молчал — он уже начинал понимать, чего может стоить бунт таким людям. Он наблюдал с сочувствием и любопытством их борьбу — старую, как мир, борьбу между эгоизмом, осторожностью, тягой к личным удобствам, с одной стороны, и зовом долга, стремлением к идеалу — с другой. На эту борьбу звали не оглушительные фанфары, а лишь тихий голос совести.
Помолчав немного, Джерри спросил, каковы же, собственно, планы Хала и Олсена.
— Проверить, — ответил ему Хал, — как относится Компания к закону о рабочих контролерах. Это будет отличным пробный камень; как по-твоему, а, Джерри?
Тот только горько усмехнулся:
— Да, пробный камень для холостяков, у которых нет семьи!
— Ну и что ж, — сказал Хал, — я беру это на себя: я буду контролером.
— Нужна комиссия, чтобы пойти поговорить с управляющим, — сказал Джерри.
— Правильно. Но мы и для этого подберем холостяков. Из тех, кто живет в Бедняцкой слободе, в этих там курятниках. Им терять ровным счетом нечего!
Но Джерри не разделял оптимизма Хала.
— У них на это ума не хватит, не такие это ребята! Чтобы стоять друг за друга, нужно иметь голову на плечах!
Он объяснил, что надо сколотить группу, на которую могла бы опереться комиссия. Собрания должны проходить в полной тайне: фактически это почти то же самое, что профсоюз; во всяком случае, для Компании и ее шпиков это то же самое. Ведь на шахтах запрещены всякие организации. Здесь было несколько сербов, которым хотелось принадлежать к какому-то братству у себя на родине, но им даже это запретили. Если кто-нибудь желает застраховаться на случай смерти или потери трудоспособности, Компания сама его страхует и берет себе прибыль. Да что и говорить, рабочий даже не может перевести на родину деньги по почте — почтовый чиновник, он же одновременно и служащий лавки, наверняка всучит ему какие-нибудь талоны на товары Компании.