Король зомби (сборник)
Шрифт:
Человек в черном плаще с накинутым на голову капюшоном стоял ко мне спиной. Руки Киры были привязаны к разным сторонам креста, ноги стянуты вместе. Длинная белая рубашка насквозь пропиталась кровью. Распущенные волосы прикрывали обнаженную грудь и темные, незаживающие раны. В руках незнакомец держал траурную ленту, которую медленно затягивал на шее Киры. Та мотала головой, дергала связанными руками, пытаясь вырваться.
– Нет! – кричала она. – Нет! Нет!
Парализованный страхом, я смотрел, как человек в плаще медленно, с наслаждением затягивал
– Нет, – думал я, – нет, это неправда. Она хорошая актриса. Она притворяется.
Человек в плаще резко отпустил ленту, Кира закашлялась, тяжело дыша, дернулась, хватая ртом воздух.
Человек в плаще отступил. Порывшись в кармане, вынул нож. Крик ужаса и отчаяния хлыстом рассек ночной воздух и тут же оборвался, заглушенный ладонью в латексной перчатке. Тонкое лезвие ножа бесшумно вошло в шею по рукоятку.
Кира выгнулась в предсмертной попытке освободиться. На миг я поймал ее взгляд. Зрачки Киры расширились, она, словно пытаясь выплеснуть на меня всю невыносимую боль, дернулась вперед, но тут же обмякла. Предсмертная судорога свела тело, обозначив синие, вздувшиеся вены на белых фарфоровых руках.
Динамики ноутбука зашумели, обозначив конец съемок. Невидимый зритель отключился от трансляции.
Мое сердце, застыв на мгновение, ухнуло, ударившись о ребра, застучало с удвоенной силой, словно хотело порвать грудную клетку и выскочить наружу. Приступом тошноты свело желудок. Зажимая рот, я выбежал с площадки и меня вывернуло прямо на складе.
Голова раскалывалась от боли, в ушах звенел дикий предсмертный крик Киры. В тупом оцепенении я достал телефон и набрал Артура.
Длинные гудки шли вечно. Время остановилось. Я смотрел, как человек в плаще, стараясь не испачкаться в крови, неторопливо отвязывает тело Киры от креста. Когда тело рухнуло на пол, он сунул руку под плащ и вытащил мобильник. Гудки прекратились.
– Зря ты, Пашка, вернулся, – спокойным голосом произнес Артур, – зря.
Артур стоял возле меня и на его лице не было ни капли раскаяния. Словно это не он только что убил Киру и спрятал в гроб завернутое в черный целлофан тело.
– Она знала, на что шла. Сама виновата.
Я молчал. Мысли путались, голова болела, но я радовался этой боли, желая, чтобы она никогда не закончилась. Боль искупала сомнения, давая право не думать о Кире.
– Горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы. Екклесиаст.
Глава седьмая, стих двадцать шесть, – говорил Артур.
Не глядя на меня, он собирал реквизит, клал сверху тела бордовые скатерти, черные траурные ленты, испачканные кровью, и шелковую накидку, в которую на съемки иногда наряжалась Кира.
Я не помогал.
Оглушенный случившимся, я стоял за его спиной и смотрел, как он стирает со стенок гроба блестящие липкие капли, подсвечивая себе телефоном, как внимательно разглядывает руки и одежду.
Телефонный звонок разорвал гнетущую тишину.
– Да, – ответил он.
Замолчал, слушая собеседника, искоса глянув в мою сторону, тут же отвел глаза:
– Понял. Принял.
Абонент отключился. Артур убрал мобильник в карман.
– Клиент доволен. Хочет повторить. Двойной тариф.
– Нет!
Я замотал головой:
– Нет! Я все. Я никому не скажу… Я не хочу…
– Я так и думал.
Мне не понравился его взгляд. Задумчивый, оценивающий. Так он смотрел на Киру, когда она отказалась работать. От плохого предчувствия свело живот. Я попятился, уперся спиной в стену.
Артур примиряюще развел руками.
– Не хочешь – не надо. Сейчас закончим – отдашь ключи. Желающие найдутся. Черт, а это что?
Он, с удивлением разглядывая пол, ткнул пальцем вниз. Я наклонился. Тонкое остро заточенное лезвие, которое так сладострастно облизывала Кира и на котором еще не застыла ее кровь, вонзилось мне в шею. Кислым привкусом крови боль наполнила тело. Комната закружилась. Немыми картинами, словно я листал галерею на телефоне, передо мной пронеслись знакомые лица: родные, друзья и Кира, с застывшим от ужаса и боли взглядом. Я рухнул на пол. Последнее, что я услышал перед тем, как навсегда лишился сознания, был голос Артура:
– Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. Екклесиаст, глава восьмая, стих четырнадцать.
Я смотрел на гроб со своим телом, на затянутые пеленой глаза Киры, на синие искусственные цветы, рассыпанные по грязному полу, и чувствовал, как внутри меня растет темный, гнетущий страх. И этот страх, словно гигантский ластик, начисто стирал все хорошее, что случилось в моей жизни. Я сполз на пол, закрыл лицо руками.
– Он был прав. За каждым агентом следует минимум два фантома, – сказала Кира и села рядом.
– Прости. – Я с трудом выдавливал из себя слова. – Я мог помочь… я струсил… прости.
Кира, словно не слыша, водила пальцем по кафелю, собирая рассыпавшиеся цветы, рисуя рядом с ними невидимые узоры. Мне хотелось, чтобы Кира начала кричать, злиться, орать самые жесткие, обидные слова, которые только знала. Я готов был выслушать все. Лишь бы она простила меня и, как прежде, протянув руку, взъерошила волосы. Но Кира молчала.
Смерть не решила моих проблем, не избавила от страха. Наоборот, она отправила меня в персональный ад, лишенный всякой надежды выбраться, потому что теперь я не мог ничего исправить.
– В шесть утра приедет грузовик, отвезет гробы на кремацию, – не глядя на меня, сказала Кира, – и все. Если дух пойман смертью, он заперт в теле и сохраняет силу. Древние говорили: чтобы отпустить душу, нужно сжечь тело. Когда нас сожгут, тела исчезнут. Мы больше не сможем ничего ему сделать.
– Откуда ты знаешь?