Королева Бедлама
Шрифт:
– Нет, мадам, – решительно и быстро ответил Мэтью. – Ни в коей мере.
– Это я и хотела услышать. – Она выглянула в окно и увидела сверкнувшую над городом молнию. – Не следует вам в столь поздний час и в такую погоду пускаться в путь. Если согласитесь остаться, вам приготовят спальню на первом этаже. Встанете на рассвете и поедете.
Мэтью рассудил, что так будет разумнее всего, и поблагодарил миссис Герральд за гостеприимство. Вечер на этом не закончился: Грейтхаус принес шахматы, расставил их на доске и предложил Мэтью поиграть, потягивая при этом уже второй бокал вина. Впрочем, несмотря на количество выпитого спиртного, он оказался отнюдь не беззащитной жертвой
После второй партии – в которой Мэтью с самого начала принялся хладнокровно рубить его фигуры направо и налево, пока не загнал несчастного короля в угол, точно крысу, – Грейтхаус зевнул и потянулся, хрустя косточками. Затем он пожелал всем спокойной ночи и отправился спать к себе – в каретный двор.
Миссис Герральд ушла отдыхать еще в начале второй партии, поэтому Мэтью спустился в небольшую, но удобную спаленку на первом этаже, разоблачился и накинул приготовленную для него ночную сорочку. Затем умылся над тазом, почистил зубы щеткой и мятным зубным порошком, задул свечу и лег в постель. Над Манхэттеном по-прежнему гремел гром и полыхали молнии.
Ему предстояло многое обдумать. Спокойно и обстоятельно. Минуты три Мэтью размышлял о застольной «проповеди» миссис Герральд, однако вскоре усталость его сморила, и мысли исчезли так же быстро и окончательно, как пламя погасшей свечи.
Посему очнулся он с некоторой растерянностью и разбитостью. Кто-то тянул его за рукав и светил ему фонарем в лицо. Дождь все еще барабанил в окна. Мэтью сел, щурясь на яркий свет, – казалось, будто в глаза светило полуденное солнце.
– Вставай и одевайся, – скомандовал стоявший у кровати Хадсон Грейтхаус деловитым и по-воскресному трезвым голосом. – Обучение начинается прямо сейчас.
Глава 12
Хадсон Грейтхаус повел Мэтью сквозь моросящий дождь к каретному двору из коричневого камня, в окнах которого горел свет. Судя по жуткой усталости и тяжести в руках и ногах, поспать ему дали не больше двух часов. Грейтхаус освещал путь фонарем. Наконец они вошли в открытую дверь и оказались в помещении с земляным полом, на котором по кругу было расставлено еще восемь фонарей.
Грейтхаус закрыл дверь и, к некоторому беспокойству Мэтью, задвинул засов. Карет во дворе никаких не было, зато была лестница наверх, где, по всей видимости, и обитал Грейтхаус. Он повесил свой фонарь на крюк в стене, и в этот миг Мэтью заметил отблески желтого света на рукоятях и гардах четырех шпаг в ножнах, уложенных горизонтально на крючки. Шпагами арсенал Грейтхауса не ограничивался: Мэтью увидел два пистолета, три кинжала и – подумать только! – здоровенную пращу.
– Миссис Герральд мне сообщила, что ты ничего не понимаешь в шпагах и пистолетах. Это верно?
– Да, сэр. То есть… верно. – Мэтью неудержимо хотелось зевать, пока он не увидел оружие. Теперь же сон сняло как рукой.
– Стало быть, ты шпаги и в руках не держал?
– Нет. То есть… – Однажды ему довелось взять в руки шпагу в тюремной камере Фаунт-Ройала, но, скорее, чтобы избавиться от нее, нежели чтобы ею воспользоваться. Вряд ли это стоит даже упоминать. – Мальчишкой… то есть в детстве… я состоял в портовой шайке оборванцев. То была, конечно, не настоящая шайка, а так… горстка сирот. Я и сам сирота.
– Ты это сейчас к чему рассказал?
– К тому, что мы дрались на палках. Будто на шпагах. Ну, понарошку.
– И что, ты кого-нибудь убил такой палкой?
Грейтхаус подошел вплотную и навис над ним, точно великан. Причем с каждой секундой он и его тень
– Нет, сэр.
– А вообще, убивать приходилось?
– Нет, сэр.
– Драться умеешь? Врукопашную?
– Я… с мальчишками-то мы, конечно, дрались. Но то было очень давно, я теперь другой человек. Полностью изменился.
– Этот навык следовало сберечь.
Грейтхаус осмотрел Мэтью с ног до головы – словно впервые видел. Лицо его в свете фонаря казалось надменным и презрительным. Он либо обладал сверхъестественной способностью моментально выводить алкоголь из организма, либо просто мог осушить бочку эля и глазом не моргнуть.
– Больно ты малахольный, – сказал Грейтхаус, обходя Мэтью по кругу. – Прозрачный, как вода, и бледный, как лунный свет. На солнце и свежем воздухе не работаешь?
– Моя работа предполагает… умственный труд, сэр.
– Вот в этом беда современной молодежи. Сидите целыми днями на пятой точке и называете это трудом. Значит, умником себя считаешь? В шахматы играть ты и впрямь мастак… Так вот я тебе скажу, что это все тлен. Ты гниешь изнутри. Уже больше на привидение похож, чем на человека. Откуда у тебя этот шрам? Об шахматную доску головушкой приложился?
– Нет, сэр, – ответил Мэтью. – Я… с медведем схватился.
Грейтхаус замер на месте.
– Позвольте узнать, – выдавил Мэтью, – откуда ваш шрам?
– А это мне третья по счету жена разбитую чашку в голову метнула.
– О…
– Вопросы тут задаешь не ты! – рявкнул Грейтхаус. – Вопросы задаю я, понял?
– Да, сэр.
Какое-то время он продолжал нарезать круги возле Мэтью, затем остановился прямо напротив.
– Я тебе лучше другой шрам покажу, глянь-ка. – Он расстегнул сорочку с рюшами и продемонстрировал Мэтью поистине безобразный коричневый шрам от левой ключицы до центра груди. – Это меня кинжалом ткнули пятого марта тысяча шестьсот семьдесят седьмого года. Убийца в монашеской рясе прямо в сердце метил, но я успел поймать его за руку. А вот еще. – Он стянул сорочку с правого плеча и показал багровый кратер. – Мушкетная пуля, двадцать второго июня восемьдесят четвертого. Выбила мне плечевой сустав. Повезло, конечно: кости остались целы. Пуля прошла сквозь женщину, что стояла в тот момент передо мной. И сюда глянь. – Он выгнулся, демонстрируя третий жуткий шрам на ребрах с правой стороны. – Девятого октября восемьдесят шестого. Вот на что способна шпага, даже не острием. Этот гад не выпад сделал, а ударил меня наотмашь. Два ребра сломал! Я потом месяц в кровати провалялся и наверняка сошел бы с ума, если б не дражайшая графиня. – Он ласково, почти благоговейно притронулся к шраму. – Дождь за три дня предсказываю.
Грейтхаус надел и застегнул сорочку. Лицо у него теперь было скорее довольное, чем обиженное.
– Мне следует приготовиться к той же участи? – спросил Мэтью.
Грейтхаус с такой силой ткнул Мэтью пальцем в грудь, что тот испугался, не получил ли свое первое боевое ранение.
– Нет, если будешь умен. И удачлив. И если дашь мне кой-чему тебя обучить.
Мэтью промолчал, но Грейтхаус, кажется, прочел его мысли.
– Я тебе скажу, что в тот день на меня одного набросилось аж четыре человека и только один шпагой дотянулся, так что в моем профессионализме можешь не сомневаться. У парня не было чувства ритма, он только и знал, что паниковать да дергаться. Просто удача ему улыбнулась, а от меня – отвернулась. Но потом я отдышался и размазал его кишки по мостовой. Второму проткнул лицо: шпага вошла в одну щеку и вышла из другой. Тогда-то они опомнились и дали деру.