Королева Марго
Шрифт:
Так прошло несколько секунд, в течение которых незнакомец все сильнее менялся в лице.
— Это вы Франсуа де Лувье-Морвель? — спросил король.
— Да, государь.
— Командир роты петардщиков?
— Да, государь.
— Вы мне нужны. Морвель поклонился.
— Вам известно, — подчеркивая каждое слово, сказал Карл IX, — что всех моих подданных я люблю одинаково.
— Я знаю, что ваше величество —
— И что гугеноты такие же мои дети, как и католики. Морвель молчал, но, хотя он стоял в полутемной части комнаты, проницательный глаз короля заметил, что он дрожит всем телом.
— Вам это не по вкусу? — продолжал король. — Ведь вы упорно воевали с гугенотами? Морвель упал на колени.
— Государь, — пролепетал он, — поверьте, что…
— Я верю, — продолжал король, пронизывая Морвеля глазами, превратившимися из стеклянных в горящие, — что в сражении при Монконтуре вам очень хотелось убить адмирала, который только что вышел из этой комнаты; я верю, что вы промахнулись и перешли к нашему брату, герцогу Анжуйскому; наконец, верю и тому, что вы еще раз перебежали в армию принцев, где и поступили в роту де Муи де Сан-Фаля…
— Государь!..
— …храброго пикардийского дворянина…
— Государь, государь! Не мучьте меня! — воскликнул Морвель.
— Это был прекрасный офицер, — продолжал Карл IX, и по мере того, как он говорил, выражение почти хищной жестокости проступало на его лице, — он принял вас, как сына, приютил, одел, кормил.
Морвель испустил вздох отчаяния.
— Вы называли его отцом, — безжалостно продолжал Карл, — и, если не ошибаюсь, вы были близкими друзьями с юным де Муи, его сыном?
Морвель, стоя на коленях, все ниже склонялся под тяжестью этих слов, а Карл стоял бесчувственный, как статуя, у которой были живыми только губы.
— Кстати, — продолжал король, — не вам ли герцог де Гиз обещал десять тысяч экю, если убьете адмирала? — Убийца в ужасе коснулся лбом пола.
— И вот как-то раз вы с де Муи, вашим добрым отцом… отправились в разведку по направлению к Шевре. Он уронил хлыст и спешился, чтобы поднять его. Вы были с ним наедине, вы выхватили из седельной кобуры пистолет, и когда де Муи нагнулся, вы перебили ему хребет пулей; он был убит наповал, а вы, убедившись, что он мертв, удрали на лошади, которую он же вам и подарил.
Морвель молчал, сраженный этим обвинением, верным во всех подробностях, а Карл IX принялся опять насвистывать столь же верно, столь же мелодично все ту же охотничью песню.
— Знаете, господин убийца, — помолчав, сказал он, — мне очень хочется вас повесить.
— Ваше величество! — возопил Морвель.
— Молодой де Муи еще вчера умолял меня об этом, по правде говоря, я даже не знал, что ему ответить: ведь просьба его вполне законна.
Морвель с мольбой сложил руки.
— Она тем более законна, что, как вы сами сказали, я отец народа, и что, как я вам ответил, теперь я примирился с гугенотами и они точно такие же мои дети, как и католики.
— Государь, — произнес окончательно упавший духом Морвель, — моя жизнь в ваших руках, поступайте со мной, как вам будет угодно.
— Вы правы! И я не дал бы за нее ни гроша.
— Государь, неужели нельзя искупить мою вину? — взмолился убийца.
— Не знаю. Во всяком случае, будь я на вашем месте, чего, слава Богу, нет…
— Государь, а что если бы вы были на моем месте?.. — пролепетал Морвель, впиваясь глазами в губы короля.
— Думаю, что я сумел бы выйти из положения, — ответил Карл.
Морвель оперся рукою о пол и приподнялся на одно колено, пристально глядя на Карла, желая убедиться, что король не смеется над ним.
— Я, конечно, очень люблю молодого де Муи, — продолжал король, — но я так же люблю и моего кузена Гиза, и если бы он попросил меня кого-то помиловать, а де Муи попросил бы того же человека казнить, я, признаться, попал бы в крайне затруднительное положение. Однако по разным политическим и религиозным соображениям я должен был бы исполнить желание моего кузена Гиза, ибо хотя де Муи и очень храбрый офицер, а все-таки до герцога Лотарингского ему далеко.
Морвель, слушая короля, поднимался и словно возвращался к жизни.
— Итак, в вашем отчаянном положении вам совершенно необходимо попасть в милость к моему кузену Гизу; кстати, я припоминаю то, что он сказал мне вчера.
Морвель сделал шаг вперед.
— «Представьте себе, государь, — сказал мне Гиз, — что каждый день в десять часов утра по улице Сен-Жермен-Л'Осеруа возвращается из Лувра мой заклятый враг, и я смотрю на него из дома моего бывшего наставника, каноника Пьера Пиля, в зарешеченное окно на нижнем этаже. Каждый день я вижу, как идет мой враг, и каждый день я умоляю дьявола разверзнуть под ним землю». Не кажется ли вам, Морвель, — продолжал Карл IX — что если бы вы оказались дьяволом или, по крайней мере, заменили его хоть на минуту, то, быть может, вы порадовали бы моего кузена Гиза?
На губах Морвеля, еще белых от испуга, появилась демоническая усмешка, и они выговорили:
— Да, государь, но не в моей власти разверзнуть землю.
— Однако, если память мне не изменяет, вы разверзли ее для доброго де Муи. На это вы мне ответите: разверз, но с помощью пистолета… Он у вас не сохранился?
— Простите, государь, но из аркебузы я стреляю лучше, чем из пистолета, — ответил разбойник, почти оправившись от страха.
— Э, какая разница! — сказал Карл. — Я уверен, что мой кузен Гиз не станет придираться к таким мелочам.
— Но мне нужно очень надежное, меткое оружие, — быть может, придется стрелять издалека.
— В этой комнате десять аркебуз, — сказал Карл IX, — и я из каждой попадаю в золотой экю за сто пятьдесят шагов. Хотите, попробуйте любую.
— Государь! С великим удовольствием! — воскликнул Морвель, направляясь к той, что принесли утром и поставили в угол.
— Нет, только не эту, — возразил король, — ее я оставлю для себя. На днях будет большая охота, и там, я надеюсь, она мне послужит. Но любую другую можете взять.