Королева Виктория
Шрифт:
Она, которой вечно было жарко, теперь постоянно дрожала от холода в своих черных одеждах, она похудела и жаловалась на мигрени и полный упадок сил.
Она вернулась в Виндзорский дворец, где ее ждало тяжелое испытание: это были бесчисленные напоминания об Альберте, от которых никуда было не деться. В прихожей на круглом столике на одной ножке лежали его перчатки и охотничья шляпа, лежали так, будто он только что положил их туда. Она запретила их трогать. Все, что в той или иной степени имело отношение к принцу, переходило в разряд мемориального. Так, один мемориальный камень был установлен на том месте, где Альберт подстрелил своего первого оленя, другой — где он сделал свой последний выстрел. Голубую комнату превратили в музей, стены там перекрасили, на кровать положили короны.
Каждое
Фотограф запечатлел Альберта на смертном одре. Одну из этих фотографий Виктория приказала размножить и повесить на спинку каждой из их супружеских кроватей в Виндзоре, Осборне и Бальморале, справа, как раз над тем местом, на котором ее супруг по ночам лежал рядом с ней. Уильяму Тиду она заказала бюст принца-консорта, первый из поставленной затем на поток серии, которая принесет скульптору целое состояние. Один из этих бюстов всегда будет находиться рядом с королевой, где бы она ни была, и каждый раз, когда ее будут фотографировать, он тоже будет в кадре, чтобы напомнить миру, что Альберт продолжает царствовать.
Вся Англия скорбела вместе с королевой и вместе с ней создавала культ этого немецкого принца, которого при жизни упрекала в излишнем пуританстве. Двор носил по нему траур, кареты задрапировали черной тканью, ливреи лакеев и конская упряжь были черными. На почтовой бумаге Виктории появилась черная траурная рамка, причем была она такой широкой, что на странице едва оставалось место, чтобы написать несколько слов.
На Оксфорд-стрит несколько лавок специализировались на продаже черных страусовых перьев для женских шляпок, траурных нарукавных повязок из крепа, фиолетовых попон и черных плюмажей для лошадей. Страну словно придавило свинцовой тяжестью. Никогда еще пасторы с высоты своих кафедр так рьяно не обличали беззаботные радости и легкомысленный флирт, которым предавалась Франция в правление Наполеона III, устраивая бесконечные балы и весело кружась в вальсе под музыку Оффенбаха. Никогда еще англичане не одевались так строго, застегиваясь на все пуговицы до самого подбородка, а поэты и писатели не воспевали так часто смерть.
«Блэквуд мэгэзин» опубликовал на своих страницах стихи, которые следовало петь на музыку «Боже, храни королеву»:
Господи, встав на колени, Три безутешных королевства [86] взывают к тебе: Боже, спаси королеву, Всемилостивый Боже, Облегчи ее ношу и поддержи ее В глубочайшей, всеобъемлющей ее скорби. Боже, спаси королеву.86
Анrлия, Шотландия, Ирландия.
Вскоре школьники будут учить, что «никогда в истории нашего государства смерть принца королевской крови не вызывала такой глубокой и такой единодушной скорби».
В мае Виктория приехала в Бальморал, где всё, еще больше, чем где бы то ни было, напоминало ей о принце. Она бродила там по дому из комнаты в комнату буквально в состоянии агонии, Алиса и Аффи поддерживали ее под руки. При виде каждой оленьей головы на стене
Ее верные гилли переживали не меньше нее: и Грант, и особенно Браун. Этот тридцатишестилетний холостяк с всклокоченной бородой легко проливал слезы. В прошлом году, когда королева сказала ему, что принц никогда не сокрушается, если ему не везет на охоте, он уверял ее: «Любой в ваших владениях подтвердит, что он самый ловкий охотник, ему нет здесь равных». Почти с материнской нежностью усаживал он Викторию в ее «ропy-сhаir» и заботливо подтыкал со всех сторон одеяло, чтобы она не замерзла во время прогулки. Один из первых своих визитов королева нанесла пожилой соседке, похоронившей этой зимой мужа. «Мы плакали с ней на пару, она и я, — рассказывала старуха. — Потом я взяла себя в руки и попросила у нее прощения за то, что позволила себе плакать перед ней. А она ответила: “Что вы, это такое облегчение поплакать с кем-то, кто испытывает то же, что и ты. Вы видели, что к вашему мужу подбирается смерть, я же ничего не увидела. Все произошло так неожиданно”».
Берти вернулся из поездки в Египет «заметно изменившимся в лучшую сторону». Он привез в подарок «малышам» живописные восточные одежды. К сожалению, его наставник, милейший генерал Брюс, вскоре умер от какой-то инфекции, которую он подхватил во время путешествия. Вопрос о женитьбе наследника британского престола вновь стоял на повестке дня, причем как никогда остро. Но не изменила ли своего мнения о Берти принцесса Александра, узнав о его интрижке с Нелли Клифден? Вики должна была довести до сведения матери принцессы, что «некие мерзавцы завлекли нашего бедного, невинного мальчика в осиное гнездо, что повергло в отчаяние его дорогого отца и меня... но что мы оба простили ему эту его единственную досадную ошибку... и что я не сомневаюсь в том, что он будет хорошим мужем... Я рассчитываю на его жену и надеюсь, что она станет для него спасением».
Сколько работы, сколько разных домашних проблем сразу навалилось на Викторию! Она не смогла бы пережить еще одной смены правительства! В июне в Виндзорском дворце королева беседовала с лордом Кларендоном о нападках оппозиции на действующий кабинет министров и несколько раз хваталась за голову: «О, мой бедный рассудок! О, мой бедный рассудок!» Она попросила лорда Кларендона сообщить лорду Дерби, лидеру тори, возглавлявшему оппозицию, что политический кризис может довести королеву до безумия. Ее послание было услышано. Пальмерстон остался премьер-министром. После долгих препирательств она согласилась присутствовать на первом заседании Тайного совета, но пожелала сидеть в соседней комнате при открытой двери. Она не отказывалась исполнять свои обязанности, но, демонстрируя гордость и робость одновременно, не желала выставлять напоказ свое горе. Мысль, что ее будут разглядывать, вызывала у нее отвращение.
Она настаивала на том, чтобы свадьба Алисы состоялась 1 июля, как это планировал Альберт. Но в Осборне и в самом узком кругу. Каждый удар молотка в столовой, где устанавливали алтарь, болью отзывался у нее в сердце. Убор невесты был черного цвета, а свадебный обряд по-лютерански строгим. Накануне вечером в своей спальне Виктория вручила дочери Библию, точно такую же, какую сама получила от матери перед «блаженным» днем собственного бракосочетания.
Мужчины были в траурных костюмах, женщины в лиловых платьях. Королева под вдовьей вуалью появилась в столовой в сопровождении сыновей и изобразила на лице слабую улыбку, когда туда вошла ее дочь под руку со своим дядей Эрнестом Саксен-Кобургским, который вел ее к венцу. Но тут ей пришлось сесть, поскольку на нее нахлынули воспоминания об Альберте и у нее подкосились ноги. Алтарь стоял под большим полотном Винтерхальтера, изображавшим королевское семейство, с которого принц с поднятым вверх пальцем словно благословлял молодых.