Королевский казначей
Шрифт:
– Жаль, что не существует поэта, который мог бы выразить душу Парижа, – заговорил д'Арлей.
– Я не поэт, но могу это сделать для вас и выразить свои мысли очень кратко, – ответил Прежан Кеннеди. – Дух Парижа состоит из напыщенности и несостоятельности. Не говоря уже о воровстве.
– Иностранцы не имеют права говорить подобным образом о нашем городе, – гневно заявил д'Арлей.
– Я сражался и проливал кровь за Францию, но тем не менее в этом городе грязные уличные мальчишки бегут за мной и дразнят меня. Когда я останавливаюсь в харчевне, мне подают плохую пищу и пытаются
– Париж настолько прекрасный город, что даже вонь на его улицах, которая отвратительна и проникает повсюду, кажется мне благовонием, – заявил д’Арлей. – Душа Парижа – это мудрость, сверкание ума, непочтительность, безрассудство, сила духа и протест.
Но Прежан Кеннеди стоял на своем:
– Доброта покинула Париж, как вода покидает кувшин, стоящий на солнце.
Вскоре они подошли к харчевне, находившейся недалеко от базара. Там собрался народ. Все смотрели на пустой балкон харчевни.
Вокруг слышались громкие голоса.
– Говорят, он вытащил свой боевой топорик и порубил им ребра дона Гузмана так же ровно, как мясники рубят свиные ребрышки.
Кто-то возразил:
– Но он же бургундец. Ему быстро ответили:
– Мы, французы, также можем гордиться бургундцами. Кеннеди плохо улавливал суть происходящего и решил узнать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.
– Мне кажется, – сказал д'Арлей, – что это связано с великим Жаком де Лалэном.
В этот момент отворилась балконная дверь, появился высокий рыцарь и небрежно помахал рукой толпе.
– Это он, величайший боец мира, – сказал д'Арлей. – Мне как-то приходилось с ним встречаться. Похоже, что ты разговариваешь с боевым топориком, снабженным небольшими мозгами и задетой гордостью. Он проводит все время, путешествуя по разным местам, выискивает новые жертвы, чтобы убить или покалечить. – Д’Арлей повернулся к шотландцу: – Жак Кер сказал как-то очень правильную вещь, что все странствующие рыцари походят на маленьких жестоких мальчиков, которые никак не могут подрасти.
Жак де Лалэн был сильным молодым животным. Создавалось впечатление, что он одинаков в длину и ширину. Стоявшие с ним рядом на балконе казались маленькими. Великан был одет во все белое. Рукава его платья казались чересчур пышными, с плеча свисала горностаевая накидка. Нос у него был кривым и загнутым книзу, как у попугая, глазки – тускло-голубые. Прямые темные волосы падали на плечи.
Де Лалэн гордо и насмешливо посмотрел на толпу, собравшуюся внизу, и крикнул:
– Эй, отбросы Парижа! Вы пришли, чтобы поглядеть на Жака де Лалэна? Посмотрите на меня внимательно. Вам в будущем может не представиться подобный случай. Вы можете меня не увидеть на спортивной арене, парижские подонки. Я уже посылал вызов на состязание, но ваши храбрые рыцари оказались трусами и не ответили мне. Я – величайший боец во всем христианском мире. Я могу победить любого рыцаря, рожденного женщиной, любым оружием, изготовленным человеком. Взгляните в последний раз на меня, бесполезная наживка для рыбы, потому что я больше не вернусь сюда.
Д’Арлей тихонько чертыхнулся, когда самый знаменитый боец христианского мира покинул балкон. Толпа начала расходиться. Люди были довольны тем, что он смог оскорбить французское рыцарство. Д’Арлей знаком показал шотландцу, чтобы тот следовал за ним, и стал энергично пробираться сквозь толпу. Вдруг он услышал, как кто-то зовет его. Д’Арлей остановился и оглянулся.
– Господин д'Арлей! Господин д'Арлей!
– Кто меня зовет?
К ним подошел незнакомец, по виду чей-то оруженосец.
– Мой господин садится ужинать и желает, чтобы вы составили ему компанию, – сказал он.
Д'Арлей был поражен.
– Неужели твой хозяин рассмотрел меня с высоты балкона?
– Орел, – воскликнул оруженосец с гордостью, – может обнаружить свою жертву в воздухе с расстояния в тысячу футов! Почему вы так удивляетесь тому, что Жак де Лалэн узнал господина д'Арлея с расстояния всего лишь двадцати ярдов?
– Передай благодарность своему хозяину и скажи, что господин д’Арлей, к сожалению, не может принять его предложение. Со мной друг, и мы собираемся поужинать у меня дома.
– Мой господин сказал, если возникнет необходимость, шотландец тоже может с ним поужинать.
Прежан Кеннеди ухмыльнулся:
– Он также с расстояния двадцати ярдов смог разглядеть мой клетчатый платок.
Д'Арлей и Кеннеди переглянулись. Д'Арлей шепнул своему спутнику на ухо:
– Наверное, будет интересно взглянуть на голодного бургундского вепря во время кормежки.
– Да. А потом я смогу хвастаться, что ужинал с самим Жаком де Лалэном.
Д’Арлей обратился к оруженосцу:
– Поблагодари своего господина и передай ему, что мы к нему присоединимся, как только умоемся и приведем в порядок одежду. Предупреди его, что по сравнению с ним его гости будут похожи на ощипанных ворон.
Оруженосец равнодушно произнес:
– Так обычно и бывает, господин.
Жак де Лалэн встретил их в комнате, где стол уже был накрыт чистой скатертью. Он отпустил своих спутников, в комнате оставался только один слуга. Жак де Лалэн сидел, развалившись в кресле и широко расставив массивные ноги. Он медленно и неохотно поднялся, когда гости появились в комнате.
– Робин де Бюрей, сир д’Арлей, – сказал он, сдержанно кланяясь, – рад вас снова видеть. А это шотландец? Его имя ничего для меня не значит. Очень хорошо, что вы пришли и мне не придется ужинать одному.
– Действительно, это очень приятно, господин де Лалэн, – ответил д'Арлей, кланяясь.
Он пристально посмотрел на гиганта и подумал: «В нем все-таки есть что-то благородное, но это все равно самое жестокое лицо, которое мне приходилось когда-либо видеть».
Слуга начал подавать угощения, они оказались вполне приличными. Им подали прекрасное филе камбалы в белом соусе, приправленное пряностями. Затем последовала жареная утка, и в качестве главного блюда был предложен молодой жареный козленок с бантиком на хвосте. На десерт подали соус из фиников и изюма, приправленных яичными желтками. Д'Арлей наблюдал за тем, как подавали все эти аппетитные блюда, и думал, что подобный обед могут предложить только в Париже, а не в Бургундии, родине де Лалэна.