Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни
Шрифт:
– Ты хочешь от меня избавиться? Нет, скажи прямо, что я тебе надоел! Ну, скажи? – Поскольку Анна молчала, он продолжал в том же духе: – Это обязательно, чтобы я уехал так далеко?
– Многие мечтают посмотреть мир.
– Я не мечтаю.
– Дэн, пойми: так надо. Где твой паспорт? Отдай его мне, и я завтра же начну оформлять документы.
– Нет!
– Что?
– Я сказал: нет.
– А чего ты так нервничаешь?
– Я никуда не хочу ехать. Я хочу остаться здесь, с тобой.
– Пройдет немного времени, и они узнают, что ты там был, когда убили Панкова.
– Они так же узнают, что там ты была.
– У меня
– Ты в этом уверена? – прищурившись, посмотрел на нее Дэн. Анна пришла в ужас:
– Ты чтото знаешь?
– О том, что он один раз уже довел тебя до самоубийства? А кто об этом не знает? Если бы он остался в живых, ты продолжала бы находиться в состоянии нервного стресса. Не сомневайся, эту историю десятилетней давности уже раскопали. Поэтому мы должны уехать вместе. Ты и я. Только не за границу.
– Почему?
– Потому, – отрезал Дэн. – Или вот что: я сам займусь оформлением загранпаспорта. Мне все равно сейчас нечего делать, а ты работаешь.
– Но мои сотрудники сделают это гораздо быстрее! Надо только поручить это Леночке, и все. Зачем тратить лишнее время?
– Я не хочу никакой Леночки! – «Ого! Да у него самая настоящая истерика! С чего бы это?» – Не хочу! Ты поняла? Хоть чтото ты можешь для меня сделать?!
– Дэн, ты чтото от меня скрываешь?
– Нет.
– Но все тайное рано или поздно становится явным.
– Пусть лучше поздно.
– Дэн! Меня столько раз обманывали и предавали, что я не знаю, есть ли вещи, которые я не способна простить человеку… – Анна сделала паузу. А кто для нее Дэн? Потом с трудом нашлась: – Человеку, который мне дорог.
– Есть.
– Что?
– Есть такие вещи.
– Например?
– Например, есть вещи, о которых мне не хотелось бы говорить. Ты можешь оставить все, как есть?
– Но ведь Панков убит! Кто должен за это ответить?
– Анна, не отсылай меня. – Лицо у него вдруг сделалось грустное и виноватое. – Я знаю, как со стороны выглядят наши с тобой отношения. Я знаю, что ты никогда не будешь меня любить, потому что я тебе не пара. И наши отношения не имеют никакого продолжения. Я давно мог бы со всем этим покончить. Но не могу. Не знаю, отчего, но не могу. Мне хочется, чтобы все это тянулось и тянулось. До тех пор, пока возможно. Пока ты не возненавидишь меня и не вышвырнешь вон. Но может быть, я тебе еще пригожусь? Может, я смогу хоть чтото для тебя сделать?
– Бедный мой мальчик! – вздохнула Анна. – Ты чтото скрываешь. И знаешь гораздо больше, чем рассказываешь. Почему ты ночуешь теперь у себя, Дэн?
– Готовлюсь.
– К чему?
– Что тебя не будет рядом.
– Ну, перестань! Ты как ребенок. Я вовсе не собираюсь от тебя избавляться, даю самое честное слово.
– Поцелуй меня!
Анна сделала это, чтобы хоть немного его успокоить. Мальчик совсем издергался и никак не может решить, что ему делать. А меж тем ему надо бежать от всего этого, бежать… Анна чувствовала в его поцелуях все больше отчаяния. И решила, что эту ночь ему лучше провести в ее спальне…
…Через час Дэн крепко спал, а она мучилась выбором между бессонницей и желанием выпить таблетки и забыться тяжелым сном. Этот сон был больше похож на череду сменяющих друг друга ярких галлюцинаций, поэтому Анна его и не любила. Она сидела на кровати и смотрела, как спит Дэн.
Она всегда с удовольствием разглядывала его лицо: темные тонкие брови, прямой нос, родинку на верхней губе, милые, едва заметные веснушки на носу. И понимала, что привыкла к нему так же, как привыкла в свое время к Ленскому, и в то же время совсем не так. Дэна она не смогла полюбить, в этом он прав. Он всего лишь ее любимая игрушка, с которой трудно расстаться, но в то же время нельзя отрицать того, что детство кончилось и пора занять себя чемто другим. У них нет будущего. Так что? Принести его в жертву?
Через полчаса Анна протянула наконец руку к стоящему на тумбочке стакану, выпила таблетку и замерла в ожидании. Она никак не могла принять правильное решение. А если не знаешь, что делать, лучше не делать ничего. Надо дождаться дальнейшего развития событий. Если хочешь выиграть партию, в крайнем случае свести ее к ничьей, имей терпение.
…Жизнь потихонечку, с громким скрипом, но всетаки вошла в колею. За исключением нескольких неприятных мелочей все в ней оставалось таким же, как раньше. В доме, например, перестали громко смеяться, мать Анны носила черный платок и о чемто шушукалась с тетенькой, а сама Анна ездила по утрам на работу, периодически оглядываясь и проверяя, нет ли за ней «хвоста». Почемуто она зациклилась на мысли, что за ней теперь непременно должны следить. И хотя само слово казалось ей глупым и смешным, по вечерам ей всегда хотелось спросить у Дэна именно это глупое:
– «Хвоста» не было?
Анна готова была первой над этим посмеяться, взяв в компаньоны Шацкого, но самое странное, что тому в последнее время стало явно не до смеха. Анну настораживали некоторые странности его поведения. Шацкий и раньше не производил впечатления нормального человека, но теперь совсем съехал с катушек. Он както странно притих, стащил зачемто у Дэна его новые тапочки и все время носил их под мышкой. Если звонил телефон, Шацкий первым к нему бросался с криками: «Это меня, это меня!» Потом надевал тапочки и долго выяснял, кто звонит, зачем звонит и нельзя ли передать все через него. Передав же комунибудь трубку, вновь снимал тапочки и засовывал их под мышку. Анну это страшно бесило, и она возмущалась:
– Ну что ты паясничаешь, Шацкий? Смотреть противно!
– А как он смотрел на мои носки!
– Кто?
– Тот мужик, который всех сажает.
– Никого он не сажает, это просто опер.
– Я не хочу, чтобы меня забрали в одних носках.
– Да кому ты нужен, юродивый! И потом, можешь не беспокоиться, они всегда дают людям одеться.
– Ты уверена?
– С чего ты взял, что твоя персона их вообще интересует?
– Чувствую. Ты знаешь, какое у гениев необыкновенное чутье? – жаловался Шацкий.
– Да кто тебе сказал, что ты гений? Просто талантливый художник! – возмущалась Анна.
– Пока жив – да. Я просто талантливый художник. А когда умру, стану гением. Я это знаю. И если гдето решается моя судьба, то я это обязательно чувствую. Вот сейчас они обо мне говорят. Ты слышишь?
– Нет.
– А я слышу.
Чутье подсказывало Ехину, что в деле об убийстве гражданина Панкова не все так просто. Создавалось впечатление, что все прямотаки подсовывают следствию Дэна: нате, кушайте со всеми потрохами. Мотив прозрачен, у дома Панкова он в тот вечер был, да и сам парень того и гляди придет оформлять явку с повинной. А что же остальные обитатели особняка Австрийской?