Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии
Шрифт:
Тем не менее Людовик XVI на следующий день после коронации не преминул исполнить старинный обычай, причем молить его об излечении явились, ни много ни мало, 2400 золотушных [883] . Продолжал ли он, подобно предшественникам, совершать возложение рук в дни больших церковных праздников? Это более чем вероятно, однако документальных подтверждений такого положения дел мне отыскать не удалось. Как бы там ни было, очевидно, что чудо не совершалось больше в той атмосфере безмятежной веры, какая окружала его прежде. Кажется, уже Людовик XV, причем сразу после коронации, слегка изменил традиционную формулу, сопровождавшую целительный жест, — изменил, конечно, не имея в виду ничего дурного и искренне полагая, что хранит верность старинному обычаю; вместо фразы: «Король руки на тебя возлагает, Господь от недуга тебя исцеляет» — он произнес: «Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит» [884] . Правда, еще в XVII веке некоторые авторы, описывая церемонию возложения рук, приводят именно такую формулировку; однако все эти свидетельства очень ненадежны, ибо принадлежат либо путешественникам, излагающим свои воспоминания о том, что они видели много лет назад, либо бумагомарателям без имени и должности. Что же касается авторов, заслуживающих доверия, то все они, а равно и обрядник, составленный в XVII веке, приводят интересующую нас формулу в изъявительном наклонении; Дю Пера даже специально подчеркивает, что повелительное наклонение здесь неуместно. Привнести в формулу оттенок сомнения было суждено нашим последним королям-чудотворцам. Оттенок этот почти незаметен, однако позволительно счесть его появление весьма симптоматичным.
883
Отчет, опубликованный в «Газет де Франс» (Arch. Nat К 1714. № 21 (38)); письмо Вольтера к Фридриху от 7 июля 1775 г. О картине, на которой изображен Людовик XVI, молящийся перед мощами святого Маркуля, см. в Приложении II. № 23.
884
О Людовике XV см. также: Regnault. Dissertation. P. 5. О Людовике XVI см. отчет, на который ссылка дана в предыдущем примечании (Р. 30); Le Sacre et couronnement de Louis XVI roi de France et de Navarre. In–40. 1775. P. 79; Ceremonial du sacre des rois de France. 1775. P. 175. Следует отметить, что, судя по отчету о коронации Людовика XV и различным текстам, касающимся коронации Людовика XVI, порядок двух частей фразы также был изменен: «Пусть Господь от недуга тебя исцелит, Король руки на тебя возлагает». Клозель де Куссерг (Clausel de Coussergues. Du sacre des rois de France. 1825) приводит описание коронации Людовика XIV, в котором фигурирует формула с повелительным наклонением (Р. 657; ср.: Р. 150), однако источника текста он не указывает; об официальных текстах XVII века см. выше,
Еще более поучительна история со свидетельствами об исцелении, обнажающая громадную разницу между началом и концом XVIII столетия. Вскоре после коронации Людовика XV маркиз д'Аржансон, в ту пору интендант провинции Эно, обнаружил в своем фискальном округе больного, на которого король во время поездки в Реймс возложил руки, после чего (по прошествии трех месяцев) тот выздоровел. Маркиз тотчас приказал собрать свидетельства, удостоверяющие истинность происшествия, столь лестного для монархической гордости, а собранные бумаги поспешил отправить в Париж; он надеялся таким образом услужить королю, но надежды его не сбылись. Государственный секретарь Ла Врийер «сухо поблагодарил его и заверил, что никто и не думал сомневаться в способности наших королей творить подобные чудеса» [885] . Разве, с точки зрения истинно верующих, стремиться доказать догмат не означает хоть на мгновение усомниться в его непогрешимости? Пятьдесят два года спустя положение совершенно переменилось. Некий Реми Ривьер, из прихода Матуг, удостоился в Реймсе прикосновения руки Людовика XVI; он выздоровел. О выздоровлении больного узнал шалонский интендант Руйе д'Орфёй; 17 ноября 1775 г. он отправил в Версаль свидетельство, «подписанное тамошним хирургом, а равно кюре и почтеннейшими из жителей»; государственным секретарем, отвечавшим за переписку с Шампанью, был Бертен; 7 декабря он отвечал Руйе д'Орфёю следующим образом: «Я получил, сударь, ваше письмо касательно излечения некоего Реми Ривьера и представил оное письмо королю; если впредь станет вам ведомо о подобных сему исцелениях, благоволите поставить меня о том в известность» [886] .
885
Journal et Memoires du marquis d'Argenson. T. I. P. 47.
886
Письмо Руйе д'Oрфёя и ответ Бертена см. в; Arch. de la Marne. С. 229. Первое опубликовано в: Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 211; копией второго я обязан любезности местного архивиста.
Мы располагаем еще четырьмя свидетельствами, составленными в Шалонском и Суассонском фискальных округах в ноябре и декабре 1775 г.; они касаются четырех детей, которым — как утверждали очевидцы — Людовик XVI, возложивший на них руки после коронации, вернул здоровье; мы не знаем наверное, были ли эти свидетельства продемонстрированы министру и королю; однако следует предположить, что, если интендантам стало известно содержание письма Бертена, они решили не таить от властей имеющиеся у них документы [887] . В эту пору экспериментальными доказательствами чуда уже не пренебрегали.
887
Свидетельства опубликованы в кн.: Cerf. Du toucher des ecrouelles. P. 253 et suiv.; Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 212 (с двумя исправлениями); крайние даты: 26 ноября — 3 декабря 1775 г. Ни один из двух авторов не дает точной ссылки на источник; логично было бы предположить, что оба пользовались архивом Богадельни Святого Маркуля, однако в описи фонда Святого Маркуля (Реймсский архив), копия которого имеется в Национальном Архиве (Arch. Nat., F2I 1555), ничего подобного не значится. Нам известны названия деревень, в которых проживали исцеленные: Бюсийи в Суассонском фискальном округе (два случая), Конделе-Эрпи и Шато-Порсьен в Шалонском округе.
Наконец настал момент — по всей вероятности, произошло это в 1789 г., — когда Людовик XVI был вынужден отказаться от применения своего чудесного дара, равно как и от всего, что напоминало о богоизбранности королей. Когда этот король совершил последнее возложение рук? к сожалению, дать точный ответ не в моих силах. Я могу лишь указать исследователям на существование этой любопытной, хотя и мелкой проблемы; разрешив ее, мы узнаем довольно точно, в какой именно момент старые представления о сакральном характере королевской власти перестали удовлетворять общественное мнение [888] . Среди реликвий «короля-мученика», насколько мне известно, ни одна, в отличие от реликвий Карла I Английского, не считалась способной исцелять от королевской болезни. Королевское чудо умерло вместе с верой в монархию.
888
На первый взгляд кажется, что разгадка непременно должна найтись в газетах того времени. Однако ни в одной из просмотренных мною газет («Газет де Франс» за все царствование Людовика XVI; многие номера «Меркюр» и «Журналь де Пари») о целительном обряде не говорится ни слова, хотя в начале царствования он, по всей вероятности, еще совершался; я уже упоминал выше об этой своеобразной стыдливости, с которой газетчики умалчивали о церемонии, способной шокировать «просвещенные» умы. Логично было также обратиться к «Дневнику» Людовика XVI; дневник за 1766–1778 гг. был опубликован в 1902 г. графом де Бошаном (в продажу не поступил; я пользовался экземпляром, хранящимся в Национальном архиве); однако никаких упоминаний о возложении рук я в этом дневнике не обнаружил.
Тем не менее нам известна еще одна попытка его воскресить. В 1825 г. Карл Х был коронован. Священная и квазисвященническая королевская власть в последний раз попыталась поразить мир пышностью своих церемоний, выглядевших, впрочем, довольно обветшало. «Вот он, священник и король», — восклицал Виктор Гюго, рисуя в оде «Коронация» освящение нового помазанника Божьего [889] . Следовало ли воскресить также и обряд возложения рук? Придворные из окружения короля разделились на два лагеря. Барон де Дамас, в ту пору министр иностранных дел, сам свято веривший в могущество королевской руки, запечатлел эти споры в своих «Мемуарах». «Многие литераторы, — пишет он, — которым поручено было изучить этот вопрос, с важным видом утверждали, будто возложение рук на золотушных есть не что иное, как простонародное суеверие, которое ни в коем случае не достойно воскрешения. Все мы были христиане; тем не менее двор согласился с этой идеей, и, невзирая на протесты духовенства, было решено, что исцелять король не будет. Народ, однако же, рассудил иначе…» [890] Упомянутые Дамасом «литераторы» считали, по всей видимости, что имеют право самостоятельно выбирать из наследия прошлых веков то, что необходимо их современникам; они любили средневековье, но приспособленное к новым вкусам, а значит, приукрашенное; они соглашались оживлять лишь те обычаи, которые находили поэтичными, однако отбрасывали все, что, по их мнению, слишком сильно отдавало «готическим» варварством. Позднее один католический историк, убежденный, что нельзя быть традиционалистом только наполовину, высмеял эту жеманность: «Рыцарство считалось восхитительным; священный сосуд казался выдумкой весьма рискованной, что же касается золотухи, о ней никто не желал и слышать» [891] . Немалую роль играла также, как писала по свежим следам газета «Ami de la Religion» («Друг религии»), «боязнь подать безбожникам повод для насмешек» [892] . Тем не менее горстка энтузиастов, во главе которой стояли священник-ультрароялист, кюре семинарии Иностранных миссий аббат Деженетт и сам реймсский архиепископ монсеньор Латиль, непременно желала в этом отношении, как и во всех других, воскресить прошлое. По-видимому, эти энергичные люди сочли необходимым подтолкнуть нерешительного монарха; пренебрегая желаниями обитателей Корбени, которые просили Карла Х возобновить древнюю традицию паломничества в их аббатство, они собрали всех золотушных, каких только смогли разыскать, в самом Реймсе, в богадельне Святого Маркуля [893] . Вполне возможно, что, как указывает барон Дамас, если не весь «народ», то по крайней мере какая-то его часть встретила эти действия весьма одобрительно; по всей вероятности, в душах простецов еще не угасли воспоминания о древних чудесах и энтузиазме, который они некогда пробуждали. Карл Х до последнего момента сопротивлялся уговорам; в один прекрасный день он даже приказал отправить бедняков, собравшихся в ожидании целительного обряда, по домам; затем, однако, король все-таки передумал. 31 мая 1825 г. он отправился в богадельню. После приказа разойтись ряды больных поредели; их осталось всего 120–130 человек. Король, «первый врач своего королевства», как называет его тогдашний публицист, возложил на них руки без особой помпы, произнося ставшую традиционной формулу: «Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит» [894] . Позже монахини из богадельни составили для Карла X, как раньше составляли интенданты для Людовика XVI, несколько свидетельств об исцелении, к которым мы еще вернемся ниже. В конечном счете это возрождение архаического обряда, поднятого на смех философами предыдущего столетия, было признано неуместным представителями почти всех партий, за исключением нескольких фанатичных ультрароялистов. Накануне коронации и, следовательно, до того, как Карл Х принял окончательное решение насчет возложения рук, Шатобриан, если верить его «Замогильным запискам», занес в свой дневник следующие слова: «Руки, способной исцелять золотуху, нынче на свете нет» [895] . После церемонии газеты «Котидьен» и «Белое знамя» отозвались о ней почти так же прохладно, как и «Конститюсьонель». «Когда король, — читаем мы в «Котидьен», — исполняя долг, предписанный древним обычаем, приблизился к этим несчастным, дабы их исцелить, проницательный ум подсказал ему, что, если он и не способен уврачевать раны телесные, то по крайней мере способен смягчить скорби душевные» [896] . Левые насмехались над чудотворцем. Сей король, богам послушный, Всех излечит золотушных, — писал — впрочем, довольно плоско — Беранже в «Коронации Карла Простоватого» [897] .
889
Odes et ballades. Ode 4, VII. Примечание (GEuvres Completes. Ed. Hetzel et Quantin. P. 322) гласит: «Tu es sacerdos in aeternum secundum ordinem Melchisedech (Ты священник вовек по чину Мелхиседека. — лат.) — Церковь именует короля наружным епископом; во время мессы при коронации он причащается под обоими видами».
890
Memoires. 1923. Т. II. Р. 65. В Приложении к тому II (Р. 305–306) напечатана заметка о возложении рук, составленная Дамасом в 1853 г. после посещения монсеньора Гуссе, архиепископа Реймсского. В дальнейшем нам еще придется на нее ссылаться.
891
Aubineau L. Notice sur М. Desgenettes. In–18. I860. Р. 14. Леон Обино известен тем, что подверг не лишенной оснований критике теории Огюстена Тьерри.
892
9 ноября 1825 г. (Р. 402).
893
О роли аббата Деженетта см.: Aubineau L. Notice sur М. Desgenettes. In–18. I860. Р. 13–15 (воспроизведено в кн.: CEuvres inedites de М. Charies Eleonore Dufriche Desgenettes. In–18. (1860). P. LXVI–LVII). Ср. также: Cahier. Caracteristiques des saints. 1867. Т. I. P. 264. Петиция жителей Корбени опубл. в: 5. A. Lhermite de Corbeny ou Ie sacre et Ie couronnement de Sa Majeste Charles X roi de France et de Navarre. Laon, 1825. P. 167; Ledouble. Notice sur Corbeny. P. 245.
894
Самое подробное современное описание церемонии, состоявшейся в богадельне Святого Маркуля см. в газете «Ami de la Religion» (4 июня и особенно 9 ноября 1825 г.), а также в кн.: Miel F. М. Histoire du sacre de Charles X. 1825. P. 308 et suiv. (P. 312: «Один из больных сказал после визита короля в богадельню, что его величество есть первый врач своего королевства»). См. также газеты «Конститюсьонель», «Белое знамя» («Drapeau blanc»), «Котидьен» за 2 июня 1825 г. и две брошюры: Precis sur la сёremonie du sacre et du couronnement de S. М. Charles X. In–12. Avignon, 1825. P. 78; Promenade a Reims ou journal des fetes et ceremonies du sacre. par un temoin oculaire. In–12. 1825. P. 165; ср.: Cerf. Du toucher. P. 281. О богадельне Святого Маркуля (в ее прекрасных корпусах, построенных в XVII веке, а ныне наполовину разрушенных во время бомбежек, находится нынче Американский полевой госпиталь) см.: Jadart H. Lhospital Saint-Marcoul de Reims // Travaux Acad. Reims. 1901–1902. Т. CXI. В Реймсе решили воспользоваться случаем и попытаться возродить культ святого Маркуля; была переиздана «Малая служба» втому святому, выходившая в предыдущий раз в 1773 г. (Biblioth. de la Ville de Reims. R. 170 bis). Что же касается формулы, произнесенной королем, «Конститюсьонель» пишет, что Карл Х совершал возложение рук, «не произнеся ни единого раза старинную формулу: "Король руки на тебя возлагает, пусть же Господь от недуга тебя исцелит"». Впрочем, судя по всем остальным описаниям, журналист этой газеты ошибся, на что и указала газета «Друг религии» («Ami de la religion») 4 июня 1825 г. (Р. 104, п. 1). Относительно числа больных в наших источниках нет единодушия:
895
Ed.1860. Т. IV. Р. 306.
896
2 июня 1825 г., «Корреспонденция из Реймса». В том же номере напечатан «Отрывок из другого письма, присланного из Реймса», выдержанный в том же тоне. Ср. слова, которые Мьель (Miel. Loc. cit. P. 312) вкладывает в уста самого Карла X: «Покидая больных, король, по слухам, сказал: "Дорогие друзья мои, я пришел к вам со словами утешения; я от всего сердца желаю, чтобы вы поправились"».
897
OEuvres. Ed. de 1847. Т. II. Р. 143.
Само собой разумеется, что Карл Х не последовал примеру своих предков и ни на одном из больших праздников целительного обряда уже не совершал. 31 марта 1825 г. стало последним днем, когда европейский король возложил руки на чирьи золотушных больных.
Ничто не свидетельствует так неопровержимо об окончательном упадке древней монархической религии, как эта последняя попытка вернуть королевской власти чудотворный ореол, попытка столь робкая и принятая столь прохладно. Во Франции возложение рук на золотушных больных прекратилось позже, чем в Англии, однако у нас, в отличие от наших соседей с другого берега Ла-Манша, вера в этот древний обряд, жившая в сердцах в течение долгих столетий, к этому времени уже почти иссякла и готова была иссякнуть окончательно. Конечно, и после 1825 г. некоторым людям, продолжавшим верить в целительный обряд, случалось возвысить голос в его защиту. В 1865 г. реймсский священник аббат Сер, автор весьма полезного мемуара об истории возложения рук, писал: «Начиная мой труд, я верил в то, что короли Франции способны исцелять золотушных больных, но вера моя в эту королевскую прерогативу была слаба. Я еще не успел закончить мои разыскания, а прерогатива эта сделалась для меня истиной неопровержимой» [898] . Это — одно из последних проявлений веры в возложение рук, веры, впрочем, вполне платонической, поскольку никаких шансов проверить действенность этого обряда у верующих в ту пору уже не имелось. Во Франции дела обстояли совсем не так, как в Соединенном Королевстве, где старинные верования в той или иной форме дожили до конца XIX века; единственным исключением является, пожалуй, королевский знак — геральдические лилии, который, как мы видели, вслед за королями стали обнаруживать на своем теле седьмые сыновья; впрочем, разве хоть один пациент чудесного лекаря («марку» из деревни Воветт или любого другого «марку») задумывался о той связи, которую некогда — и притом весьма смутно — устанавливало народное сознание между целительной мощью седьмых сыновей и привилегией, дарованной королевской руке? Многие наши современники не верят вообще ни в какие чудеса: для них вопрос решен раз и навсегда. Другие не отказались от веры в чудо; однако они больше не думают, что политическая власть и даже королевское происхождение могут даровать человеку сверхъестественную мощь. В этом смысле победа осталась за Григорием VII.
898
Du toucher. P. 280. В том же духе выдержаны сочинения: Marquigny, Ie pere. Eattouchement du roi de France guerissait-il des ecrouelles? // Etudes. 1868; Ledouble, abbe. Notice sur Corbeny. 1883. P. 215. В 1853 г. монсеньор Гуссе, архиепископ реймсский, говорил барону де Дамасу о своей вере в действенность возложения рук; однако он не считал плоды этого обряда вполне чудесными; см.: Damas. Memoires. P. 305.
Книга третья
Критическая интерпретация королевского чуда
Глава первая и единственная.
§ 1. Первые опыты рационалистической интерпретации
Мы проследили, по крайней мере настолько, насколько позволили имеющиеся в нашем распоряжении тексты, за судьбой королевского чуда на протяжении веков; по ходу нашего исследования мы постарались выявить коллективные представления и индивидуальные амбиции, которые, слившись воедино, создали некий психологический комплекс, позволивший королям Франции и Англии претендовать на обладание чудотворной мощью, а народам — признать за ними эту мощь. Таким образом мы в определенном смысле объяснили происхождение чуда и его долгий успех. Однако объяснение это нельзя назвать исчерпывающим; в истории чудесного дара остается нечто для нас непонятное. Люди, верившие некогда в реальность исцелений, совершенных посредством возложения рук или целительных колец, видели в эти исцелениях экспериментально подтвержденный факт, «истину, ясную как солнце», как выражался Браун [899] . Если вера этих бесчисленных страдальцев была всего лишь иллюзией, отчего же она не покинула их под давлением фактов? Говоря иначе, исцеляли короли больных или нет? Если да, то благодаря чему? Если же нет, то отчего в течение стольких веков люди убеждали себя в том, что исцеление все-таки происходило? Разумеется, задаваться этим вопросом не стоило бы, допускай мы возможность вмешательства в земную жизнь сил сверхъестественных; однако, как мы уже говорили, сегодня применительно к тому частному случаю, который нас интересует, это и в голову никому не придет. Между тем совершенно недостаточно просто отбросить старинную интерпретацию, которую отвергает разум; необходимо выдвинуть на ее место интерпретацию новую, которую разум готов был бы принять; дело это тонкое, однако уклониться от него значило бы выказать своеобразную интеллектуальную трусость. Таким образом, стоящая перед нами проблема выходит за рамки истории монархических идей. Нам предстоит разрешить кардинальный вопрос, связанный с психологией чуда в широком смысле слова.
899
Charisma. P. 2: «I shall presume, with hopes to offer, that there is n Christian so void of Religion and Devotion, as to deny the Gift of Healing: A Truth as clear as the Sun, continued and maintained by a continual Line of Christian Kings and Governos, fed and nourished witn the same Christian Milk» (Я питаю надежду, что нет среди христиан человека столь чуждого религии и набожности, чтобы отрицать истину, ясную, как солнце, — наличие у королей целительного дара, коий передается по наследству от одного христианского короля, вскромленного млеком христианства, к другому, и цепь сия непрерывна. — англ.).
В самом деле, из всех так называемых сверхъестественных явлений исцеления, совершенные королями, — феномен наиболее известный, наиболее удобный для изучения и, если можно так выразиться, наиболее правдоподобный. Ренан любил повторять, что нет на свете такого чуда, которое совершилось бы в присутствии Академии наук; исцеление же золотушных, что ни говори, происходило на глазах у многих медиков, которые все, хотя и в разной степени, были знакомы с научными методами работы. Что же до толпы, то она верила в чудо с исцелением страстно и безоглядно. Итак, мы располагаем множеством самых разнообразных свидетельств об этом чуде. К тому же нет другого явления подобного рода, которое повторялось бы так регулярно в течение почти восьми столетий подряд. «Единственное чудо, кое творили от века религия христиан и короли Франции…» — писал уже в 1610 г. добрый католик и ревностный монархист историограф Пьер Матье [900] . Между тем обстоятельства сложились так удачно, что сегодня в чудо это, некогда всеми признанное и повторявшееся с восхитительным постоянством, никто больше не верит; таким образом, анализируя его с помощью современных критических методов, историк не рискует шокировать набожные души: редкостная привилегия, которой непременно следует воспользоваться. Выводы же, к которым мы придем, каждый вправе затем распространить на сходные проблемы, нами здесь не рассмотренные.
900
(Matthieu). Histoire de Louys XI roy de France. Folio. 1610. P. 472. Слова о чуде, творимом «от века», подхватил Дю Пера (Du Peyrat. Histoire ecclesiasdque de la Cour. P. 818), а затем Балтазар де Риез (Riez В. de. Lincomparable piete des tres-chredens rois de France. 1672. Т. II. P. 151).
Потребность в том, чтобы дать исцелениям, которые народ долгое время приписывал королям, рациональное объяснение, появилась у людей, чьи философские взгляды располагали к отрицанию сверхъестественного, не сегодня. Если такую потребность испытывает сегодняшний историк, то насколько более остро, должно быть, ощущали ее мыслители прошлого, для которых королевское чудо являлось своего рода повседневной реальностью?
Случай с cramp-rings, по правде говоря, никогда не вызывал серьезных споров; по всей видимости, объяснялось это тем, что их перестали изготовлять слишком рано и вольнодумцы нового времени не обратили на них особенного внимания. Тем не менее француз Де л'Анкр, сочиняя в 1622 г. маленький трактат против «колдовских чар», упомянул о целительных кольцах; по всей вероятности, его современники еще не полностью утратили привычку, зафиксированную тринадцатью годами раньше Дю Лораном, собирать такие кольца и использовать в качестве талисмана. Де л'Анкр не отрицает силы этих колец, но отказывается видеть в них что бы то ни было чудесное. Не потому, разумеется, что сознательно исповедовал философию неверия, но потому, что национальная гордость мешала ему признать достоверность чуда, совершенного королем Англии. Он полагал, что эти «целительные перстни» черпают свою силу в некоем секретном и более или менее магическом лекарственном средстве — «лосином копыте» или «пеонийском корне», которые английские короли тайком подмешивают к металлу [901] . Одним словом, по мнению Де л'Анкра, пресловутое освящение колец — не что иное как жульничество. Очень скоро мы убедимся, что к подобным доводам сплошь и рядом прибегали также и для объяснения чуда с исцелением золотушных, которое в отличие от медицинских колец очень часто становилось предметом обсуждения.
901
Lincredulite et mescreance du sordlege. P. 164: «Зачем же станем мы почитать чудом то, что объяснить можно применением средств самых натуральных, таких, как лосиное копыто или пеонийский корень, в перстне содержащиеся?».
Как мы уже видели, первыми поставили этот вопрос итальянские «вольнодумцы» XVI века. Затем за дело взялись немецкие богословы-протестанты: Пейцер в конце XVI века, Морхоф и Центграф в XVII столетии; оперировали все они в общем и целом теми же категориями, что и итальянцы; подобно своим предшественникам, они не отрицали вообще какие бы то ни было сверхъестественные явления, но отказывались признавать наличие чудотворных способностей за католическим королем Франции, равно как и за англиканской династией. Возникает впечатление, что загадка исцелений, совершенных королями, сделалась в XVII веке самой популярной темой для тех диссертаций, защита которых в присутствии обширной аудитории время от времени оживляла унылую жизнь немецких университетов; во всяком случае, в основе сочинений Морхофа, Центграфа и, по всей вероятности, Тринкузия (чье творение известно мне, к несчастью, только по названию) лежали диссертации, защищенные таким образом перед академическими собраниями Ростока, Виттенберга, Иены. Нетрудно заметить, что все эти дискуссии разворачивались за пределами тех двух королевств, правители которых слыли чудотворцами. Во Франции и Англии скептики предпочитали хранить молчание. В Англии положение дел изменилось в XVIII веке, когда короли перестали притязать на роль целителей. Я уже упоминал о спорах, которые разгорелись по этому поводу между вигами и якобитами. Споры эти имели отношение отнюдь не только к политике. Знаменитый «Опыт о чуде», опубликованный в 1749 г. Юмом, придал им статус проблемы философической и теологической. Не то чтобы в этом коротком произведении, чрезвычайно глубоком и насыщенном, содержались прямые упоминаниях о пресловутых привилегиях королевской руки; Юм рассуждает как чистый теоретик и не тратит времени на критический анализ фактов. Его мнение по поводу возложения рук следует искать в другом произведении — «Истории Англии»; мнение это, как и следовало ожидать и как мы уже видели выше, было всецело скептическим и даже слегка пренебрежительным (люди XVIII столетия относились к «суевериям» свысока). «Опыт», однако, привлек внимание общества к определенной категории проблем; стало модно рассуждать о чудесах, а это оживило интерес к старому монархическому обряду. В 1754 г. англиканский пастор Джон Дуглас опубликовал под названием «Критерий» опровержение Юмова «Опыта», сделанное с позиций сугубо исторических. Этот маленький трактат, полный справедливых и тонких рассуждений, достоин, как бы мы ни относились к венчающим его выводам, занять почетное место в истории критического метода. Дуглас не защищает без разбору все явления, причисляемые обычно к сверхъестественным. Он ставит своей целью — как явствует из подзаголовка его книги — «опровергнуть притязания особ, желающих сравнить чудесное могущество, описанное в Новом Завете, с тем, каким, по слухам, обладали иные люди во времена совсем недавние, а также показать великое и основополагающее различие между сими двумя разновидностями чудес, с точки зрения свидетельствования об оных: сравнение же сие убедит неопровержимо, что первые были истинными, а вторые — ложными». Основная задача Дугласа — отстоять евангельские чудеса, отвергнув какую бы то ни было связь между ними и другими, сравнительно недавними чудесами, в которые люди просвещенные решительно отказываются верить: среди этих лжечудес нынешнего времени фигурируют, наряду с исцелениями, якобы имевшими место на могиле диакона Париса, «исцеления золотухи королями посредством возложения рук». Для человека XVIII столетия то были два самых привычных примера исцелений, слывших чудесными в глазах толпы [902] .
902
Полное название книги Дугласа, откуда почерпнута приведенная только что цитата, см. в разделе «Библиография» (III, § 2). Анонимный скептик, которому посвящена книга, — не кто иной, как Адам Смит. Интерпретацию королевского чуда как явления сверхъестественного Дуглас, как и Юм, отвергает с презрением: «This solution might, perhaps, pass current in the Age of Polydor Virgil, in that of M. Tooker, or in that of Mr Wiseman, but one who would account for them so, at this Time of Day, would be exposed, and deservedly so, to universal Ridicule» (Подобное толкование распространено было во времена Полидора Вергилия, или г-на Тукера, или г-на Уайзмена, однако тот, кто стал бы разделять его сейчас, оказался бы, и вполне заслуженно, предметом всеобщих насмешек. — англ.) (Р. 200). Что же до чудес диакона Париса, о них упоминает и Юм в своем «Опыте»; это едва ли не единственный конкретный пример, который он приводит.