Короли и советники
Шрифт:
В самом деле, только я поняла природу заклятия? Я хотела хмыкнуть, но не получилось, в горле будто лавой все было сожжено.
– Смертельный… спелл, – довольно четко выдала я.
Лечение, конечно, просто стекло по мне, как вода. И тогда Белло вскинул на меня эти свои глаза, темные-темные, с прожилками солнца, и сказал:
– Не вздумай умирать. Не вздумай, Ла, если ты умрешь…
Дальше я не расслышала, потому что дышать вдруг стало легко-легко, а еще, кажется, Белло взял меня на руки.
Я вспомнила. На третьем курсе мы – я и Белло – поссорились с Кеддэрном. Он запретил нам считать себя непобедимыми, а мы в ответ вызвались пройти полосу препятствий, состоящую из любых заклинаний. Мы думали, что смерть – это не про нас. Что мы можем все, в том числе и восстать из мертвых. В тот раз так и получилось, но в этот… В этот… Все-таки кто-то претендует на трон, и мы недосмотрели, пропустили, болваны самонадеянные? О чем это я, впрочем. В общем, Кеддэрн сделал полосу препятствий и честно предупредил нас, что там есть два смертельных заклинания, не таких, как янтарь, конечно (и что мне в голову этот спелл лезет), а просто излечиваемых исключительно специальными зельями или очень большим количеством магии. Если хоть одно попадет по нам, мы проиграли и вообще, до конца года сидим по своим замкам, а потом начинаем третий курс заново, ибо надоели ему до зубовного скрежета гордыней и заносчивостью. Первой в смертельное вляпалась я, и мы с Белло так друг на друга орали, потому что магии, конечно, на лечение и дальнейшее прохождение страшноватого лабиринта не хватало. Потом прикинули время и решили продолжать. Второе заклинание, как ни странно, не миновало Белло. И мы вышли из заброшенных руин умирающие, но радостно улыбающиеся и держащиеся за руки. Нам так не хотелось оставаться на второй год, так не хотелось проигрывать, что мы решили успеть добраться до дома и там напиться лечебных снадобий. Сокурсники все никак не отпускали, чуть на руках не таскали, Кеддэрн был просто поражен, а мы, медленно погибая, пытались выкрутиться и улизнуть. Доехали в результате до ворот моего замка, спешились, полил проливной дождь, я наткнулась на Белло, истерзанные, мы оба споткнулись, схватились друг за друга… И я его поцеловала. И мы целовались, как сумасшедшие, под этим сошедшим с ума небом, лившим на нас свои слезы, гладили друг друга по лицу, путались пальцами в пальцах, в мокрых волосах друг друга, шептали что-то в губы, снова целовались, держались за плечи, давая клятвы и не желая отпускать. Мы умирали, оба, теряли последние силы, но целовались, так, будто это было в последний раз.
И только в другой жизни мы доползли до моего сундука с зельями, наглотались противоядий, а я решила, что мы сделали глупость, и испросила согласия Белло потереть мне память. Совсем на чуть-чуть. И он сделал это, а вот свои воспоминания не тронул, и зачем тогда все эти вопросы про Фиериайна?
Я сделала глубокий вдох и открыла глаза. Концентрироваться было трудно. Белло судорожно пытался меня лечить, а Эллорн придерживал его за плечо. Себ стоял, закрыв рот ладонью. Желларна почему-то не было.
– Я вспомнила, – сказала я и потеряла столько сил, что лучше бы молчала.
Вспомнила – и захотела остаться.
Белло поднял взгляд на меня, и в нем была написана в кои-то веки одна боль. И, может быть, может быть, немного любви? Или это была одна любовь? Одна проигравшая любовь? Он прижал меня к себе, как тогда, и я сумела проскользить губами по его щеке, и из чьих-то глаз потекли слезы, трудно сказать, мои или его.
Я вдохнула, и ветер – ветер? – принес мне запах цветов.
Эпилог
– Говорят, вы столь смелы только потому, что сумели обмануть смерть, – улыбнулся мне восхитительный красавец с невыговариваемым именем Раэсселин, король Северной страны.
Я слегка поморщилась:
– Вы же мне не угрожаете, чего в таком случае бояться?
– Как это 'не угрожаю'? – Раэсселин с усмешкой опустил свои длинные ресницы.
Девчонка, а не король, в самом деле.
– Что вы мне можете сделать? – спросила я и чуть улыбнулась в ответ.
– Я уже делаю, прекрасная. Просто не отпущу. Напишу письмо вашему королю с требованием обменять вас, скажем, на него. Вы же не будете рисковать дипломатическими отношениями и вырываться отсюда силой?
Если бы смех все еще был мне по силам, я бы расхохоталась. Вот уж голубоглазый симпатяга напугал так напугал! Не отпустит из дворца, да еще письмо напишет.
– Вы же понимаете, что он не приедет? – уточнила я, отпивая вино из кубка.
Странность: уже второй подходил к концу, а я все никак не пьянела.
– Конечно, понимаю, – Раэсселин развел руками и отчего-то стал еще приятнее. Простой, милый, симпатичный, умный, похоже. Совсем один в этом своем холодном черно-голубом дворце. Я не сочла себя вправе играть на вопросе про его родителей, потому что теперь, после свадьбы, я могла пережить и победить что угодно и кого угодно. Нужна была только капелька времени. Кеддэрн оказался неправ.
А еще король Севера не делал никаких попыток сесть ко мне ближе или взять доверительно за руку. Не стучал вечером в покои (шикарные, надо сказать) с просьбами прогуляться, посмотреть на его владения и наладить неофициальные отношения. Это меня полностью устраивало. Мне очень надолго хватило того ощущения. Плавящееся сердце и движение щекой против щеки.
– Тогда давайте так, – я поставила локоть на стол, и синий шелк этого моего чудесного платья раскрылся, заиграл. Теперь я почему-то терпеть не могла мальчишьи тряпки, а поскольку король временно освободил меня с должности своего советника (не иначе, как за успешным выполнением служебных обязанностей) и назначил главным переговорщиком, положение позволяло носить, наконец, все те платья, которые мы с папой когда-то пошили у старика-портного за большие деньги. Мысли метнулись к отцу. Я почти забывала разговаривать, но славный Раэсселин, кажется, принимал это за мою методику ведения переговоров. Медленная, с разворотом головы и плавными движениями. Не могу вспомнить, когда была такой. Разве только на портрете кисти Эллорна.
– Как? – спросил король и отпил из кубка, протянув руку, унизанную весьма серьезными перстнями, к блюду с фруктами.
– Оставим все эти глупости. Вы вернете нам долги согласно контракту, и дипломатические отношения будут восстановлены. Это на пользу и вам, и нам, потому что вы сами прекрасно знаете, что Акероителью правит бретерша, истеричка и вообще непонятно кто.
Отец, как мне потом сказал Желларн, понял все раньше других и рвался ко мне, несмотря на то, что стоял очень далеко. И Желларн помчался к нему наперерез, хватая за руки, чтобы тот не наделал глупостей от горя. Поэтому, умирая, я не видела ни того, ни другого.
– Вы же прекрасно знаете, что я не обязан платить за грехи моих пращуров, – отозвался Раэсселин и внимательно на меня посмотрел. – Или у вас так принято, расплачиваться за чужие ошибки?
– Не могу понять, куда вы клоните, – отозвалась я спокойно и убрала волосы с лица.
– Ну вот смотрите, я слышал от моего приятеля, что вы только и делаете, что платите по счетам короля Беллиана. И я не о деньгах, прекрасная Лаэнкантана.
– Я плачу только по своим счетам, пресветлый Раэсселин, – улыбка на этот раз вышла кривоватой. – В конечном итоге, не находите, мы все платим исключительно по своим счетам, несмотря на то, что нам кажется, чудится и мерещится.