Короли и Звездочеты
Шрифт:
Курезадов поклялся мамой, что сделает все, что господин хороший просит. Глазки у него бегали, как гномы вокруг кузни, трясся, скотина, так, что стук его зубов даже эльфам в соседнем мире был слышен, а все ж таки сделал так, как Октавио велел. За полдня торгаша уже четвертый раз мучили вопросами, что у него вчера делали Волков и Прытковецкий, был ли кто с ними еще; но тот уперся упрямым бараном и не сознавался.
Сознайся Курезадов - так «нежный персик», которая неосторожно вызвалась отнести случайному гостю обед, и теперь запертая с Громдевуром на чердаке маленького флигеля, стоящего чуть в стороне от главного дома усадьбы, чего доброго,
«О моей безопасности никто не думает», - разочарованно вздохнул Октавио о несправедливости жизни, - «Да не позволят боги Ангелике догадаться, как эта «луноликая» меня домогается, пользуясь тем, что отец немного занят!»
Преступное трио надрывалось дальше.
– Отвечай, куриная задница, кого прячешь?
– рычал Бульфатов.
– Не доводите до греха, - важно, но неубедительно советовал Серов.
– Мамой клянусь!
– вопил Курезадов.
– Забирайте всё, что хотите - овечек, трактор, теплицы, рассаду, клубнику, коньяк - только оставьте жизнь, умоляю! Я слишком молод, чтоб умирать! Помилосердствуйте! Кому ж я завещаю свои банковские вклады! Забирайте всё!
– торгаш начал выворачивать карманы, извлекая ключи самых разных форм и размеров; - Забирайте, забирайте! Я нищим пойду по белу свету!… - он бойко стащил рубашку, скинул башмаки и принялся за брюки; - Пусть все видят, что мне нечего скрывать!…
Первые три группы дознатчиков ломались на этапе опустошения карманов. Господа Серов и Бульфатов дождались, пока Курезадов окажется в исподнем и, истово бормоча непонятные молитвы - а может, цитируя по памяти руководство пользователя новым холодильником, - на коленях поползет к двери флигеля.
– Да он же совсем дурной, - фыркнул Бульфатов.
– Неужели не врет?
– задумчиво протянул Серов.
– «Бизон»?
– зашипела рация на плече и.о. начальника охраны Объекта.
– Где вы? Мы проверили сеновал, там никого. Как слышите, прием?
– Слышу, слышу. Раз там тоже никого нет… Тогда возвращаемся на Объект, - рассеянно ответил Серов.
– Но если ты, - погрозил он на прощание Курезадову, - если ты посмел меня обмануть…
– Мамой клянусь!
– зарыдал торгаш.
Бульфатов на прощание ударил хитреца в спину и прихватил бутылку, которой тот собирался откупиться от настойчивых «гостей».
– Спустись, - велел Октавио «пэрсику».
– Посмотри, они уехали или нет.
– Так мотор услышим, когда они машину заведут. понятно, что сейчас уедут, что им здесь делать? И нам теперь никто не помешает, - красавица томно потянулась и сделала попытку обнять Громдевура.
– Милая, не спорь. Ты ступай себе, ступай… - на сколько мог, вежливо отстранил «пэрсик» Октавио. Она не желала униматься. Наоборот, пододвинулась ближе и прошептала, страстно и истово:
– Иди ко мне, любимый!
– и как-то очень хитро, без предупреждения и объявления войны, набросилась на храбреца.
Тут вмешался какой-то из богов, хранящих Громдевура по специальной просьбе принцессы Ангелики: снаружи большого дома семейства Курезадовых раздались выстрелы. И громкие вопли хозяина дома и его женщин о том, что их совсем, как есть, насмерть убили. «Нежный пэрсик» побледнела и поспешила вниз, узнать, что сталось с ее родителями и бабушкой.
Октавио выглянул в слуховое оконце - по двору, кругами и загогулинами, носился маленький черно-белый демон, утробно завывая и уворачиваясь от выстрелов Бульфатова, который стрелял в него, как в родного.
– Дай, я стрельну!
– бежал следом за Бульфатовым другой охранник, тоже в серой пятнистой куртке.
– Дай, я его замочу!
Серов писклявым сорванным голосом требовал восстановить порядок; юнцы и их подружки, приехавшие днем в большом желтом фургоне, свистели и улюлюкали, подбадривая обе конфликтующие стороны. Демон вопил, но этак завлекательно, интригующе, показывая, что не прочь побегать до следующей полуночи.
– Безумцы, - подвел итог Громдевур.
– Натуральные безумцы…
Одно хорошо, - решил Октавио, выбираясь из душного опостылевшего чердака и перебираясь на сеновал. Умбирадец, привязанный у забора, учуяв хозяина, приветственно тряхнул головой и издал короткое ржание.
– Одно хорошо, - повторил генерал, устраиваясь в копне душистого сена.
– Пока здесь шумно, ни одна крылатая кошка не сунется.
Громдевур потянулся, сладко зевнул, положил руку под голову, продолжая краем глаза следить за творящимся во дворе безобразием - так, один из охранников уже зажимает расцарапанное до крови лицо, кто-то вопит, что ему чуть голову не прострелили… Однако ж, умеют люди развлекаться, - подвел итог Октавио. И принялся мечтать о том, как бы посчитаться с «мэтром Лукиным» - интуиция подсказывала, что не зря Волков так уважительно и внимательно прислушивался к сладким речам лысого коротышки. Уж не с вашей ли легкой руки меня вчера чуть не убили?
– нахмурился Громдевур.
– С чего только, не понятно. Ну да ладно, выясним. Эх, надо что-нибудь придумать, чтоб жизнь вам малиной не казалось. Ага, - осенила храбреца чудесная идея, - а не подбросить ли вам на порог какой-нибудь знак от недоброжелателя? Например, дохлую кошку?
И как по заказу, Кот появился. Огромный, растрепанный, как «ерш» трубочиста, он забрался на сеновал, осторожно принюхался к сапогам Октавио, потом по-пластунски пролез вверх, к лицу.
– Что, усатенький, - спросил Громдевур, то ли поглаживая животное, то ли прикидывая вес черно-белой тушки, - согласен одного умника напугать?
– Мдау, - согласился Кот.
– Фрффрффссф…за вяулеурьянку…
– Останови их!
– вопил Сашка придушенным шепотом. Вьюнки, прочно обосновавшись у него на шее, время от времени пытались дотянуться до ушей и рта аспиранта.
– Успокойся, они абсолютно безвредные!
– не соглашался тратить ману на всякие пустяки Лот. Корни «зеленой колесницы» сплелись в три больших шара, весело и быстро катящих по степи маленький островок с двумя пассажирами; благодаря уговорам мага сорняки с каждой минутой добавляли себе роста, листьев и распустившихся цветов.
– Безвредные? Безвредные?! Да убери ж от меня эту чертову крапиву!
Судя по звукам, Глюнов вступил в единоборство с большими колючими листьями, жизнерадостно полощащихся на ветру, как флажки рыцарей. И, разумеется, Сашка проиграл.