Короли пепла
Шрифт:
Букаяг усмехнулся, что, наверное, означало: он рад. Он поиграл их общими мускулами и хрустнул их общими суставами, и по спине Роки пробежала дрожь от жажды крови.
С выступа наверху упал большой нож. Рока дотронулся до острия и обнаружил, что оно тупое, но рассудил, что, применив достаточно силы, сможет проткнуть им плоть. Он проверил вес и хват и решил, что ежели Вол – бог умельцев – и правда существует, то эти земли он давным-давно покинул.
Другие узники тоже взяли клинки и отошли от своих ворот. Делая медленные, короткие шаги, они волочили свои босые ноги по гнилой
Мы должны быть осторожны, братец. Будь в движении, бейся с одним или двумя за раз, не давай им скучковаться. И останавливай только удары – кромки этих ножей слишком тупые, чтобы порезы имели значение. О, и сперва займись тем парнем, у которого три пальца на ногах.
Букаяг сделал вдох и кивнул. Само собой, он убивал и раньше – он разорвал на части жрицу Кунлу голыми руками, его сила была чудовищной и пугала даже Року. Но он никогда по-настоящему не сражался, не вот так, никогда в бою. И казалось, это его ничуть не беспокоит.
Он принялся ударять себя в грудь открытой ладонью, словно бил в барабан из собственной плоти. Он взревел аки Носс, объятый пламенем в недрах горы, и ринулся в атаку.
Заставив Аруна, как и всех остальных, подпрыгнуть, дикарь закричал. Голос у него был низким, но чем дольше длился вопль, тем пронзительнее становился. Арун почувствовал, как от этого звука волоски на его шее и руках встали дыбом, и увидел, что то же самое чувствуют и другие. Он осознал, что раньше уже слышал этот звук – или подобный ему – в ночных кошмарах, которые так и не сумело изгнать пьянство.
В крике дикаря не было жажды битвы. Это был крик мужа, у которого похитили жену; крик отца, который обнаружил, что его семью убили пираты. Крик великана был в чистом виде ужасом.
При этом звуке возгласы публики, жаждущей смертоубийства, умолкли. Другие бойцы замерли или отшатнулись на полшага. В этом странном, внезапном затишье великан помчался вперед.
За считанные секунды он преодолел расстояние до Трехпалого Брауна и поднял его, схватив одной рукой за шею, а другой исколов его ножом – а затем, протащив амбала-гладиатора на весу, отшвырнул его, и тот разбился о каменную стену.
Дикарь с почти скучающим лицом оглянулся на остальных, затем нагнулся и подобрал второй нож в качестве трофея. Он повернулся к оставшимся противникам и сплюнул на землю.
Несколько тупиц в толпе возликовали. Остальные бойцы сбились в кучу и вытирали о предплечья вспотевшие лбы, теперь уже не притворяясь, что происходящее было чем угодно, только не дракой четверых против одного. Но ставщики оставались почти в полном молчании, пока один-единственный голос не ворвался в наваждение:
– Убейте его! Убейте гребаного выродка!
– Врежь им! – крикнул другой пират слишком близко к уху Аруна.
В этих словах звенела ненависть, и вскоре их подхватили сотни разрозненных голосов. Оскорбления превратились в «демона», «гандона» и сотню прочих гнусностей, доколе не переросли в рев, заглушающий мысли и звуки.
Арун вспомнил, что нужно дышать. Вспомнил, что его будущее держится на этих кончиках ножей и участи мужчины – или зверя – там, внизу.
Дикарь тем временем кружил и держался на расстоянии, казалось, даже не замечая толпу. Он делал выпады и отступал, будто прощупывая слабые места, но бойцы-ветераны держались. При каждом наскоке они, сойдясь вместе, выставляли свои ножи, а при каждом его отходе шагали вперед как одно целое. Так это и продолжалось под улюлюканье толпы.
– Вас четверо, ату его! – крикнул Новичок, тыча сжатыми в кулаки руками как ножом, словно хоть когда-то убивал людей в честном бою, лицом к лицу.
А «танец» продолжался. Гладиаторы медленно сужали брешь, пытаясь направить своего врага к стене и тем самым его прижать. Гигант оставил свои попытки и ретировался. Он отступал назад – глупо и, без сомнения, именно так, как надеялись его противники. Те дружно следовали за ним, шаркая ногами по песку, и Арун почувствовал, как пальцы одной его руки сдавливают кожу другой.
Возле стены гигант нагнулся, схватил Трехпалого Брауна – вернее сказать, его тело – и поднял над головой, как будто оно ничего не весило; на его плечи и лицо закапала кровь. Затем он рванулся вперед, замахнулся трупом, словно камнем, и метнул его.
Арун в тот же миг подумал, что на таком расстоянии это невозможно. Но труп пролетел по воздуху – сила для подобного броска была невероятной, нечеловеческой – и врезался в двух незадачливых гладиаторов, сбив их с ног.
Гигант помчался вслед своему «снаряду». Он размахивал ножами, орудуя ими как дубинками, пока первый из бросившихся врассыпную врагов не получил удар и не споткнулся. Дикарь пинком отбросил его назад и принялся колоть подымавшихся мужчин, раздирая предплечья и лица, и песок еще больше забрызгало кровью.
«Назад!» – едва не крикнул на него Арун, когда потрясенные бойцы овладели собой.
Они сомкнулись и принялись бешено махать и колоть в ответ, но теснота и паника не способствовали мастерству или слаженности. Впрочем, эти люди заслужили свое место на арене, сумели выжить, когда другие пали. Несколько сильных и быстрых ударов попали в цель, и из плоти гиганта брызнула кровь. Но за каждую нанесенную рану он платил тем же.
Он хватал неприятелей и отшвыривал прочь, дубасил и калечил их либо, упершись ногами и перехватив руки врагов, пробивал им глотку или грудь. Поверженные им бойцы уже не вставали.
Вскоре остался только Лапа. Он нанес удар ножом сверху вниз, но великан, выронив собственные клинки, перехватил руку врага, затем другую. Сдавливая менее крупному воину оба запястья, он пристально смотрел ему в глаза, и ветеран обмяк и закричал.
Арун направился к своему букмекеру. Будка этого коротышки располагалась несколькими ступенями ниже, на другом ярусе, и арену было видно оттуда лишь через решетку. Он обнаружил парня бледным и вспотевшим. Когда Арун приблизился, тот облизнул губы.