Корона Героев
Шрифт:
— Воистину, — выдохнул он наконец, — бедная сарка может оказаться полезным инструментом. Не надо винить ее за невзгоды твоего детства. Если попробуешь дышать водой, то не превратишься в рыбу, а утонешь. Но для питья вода годится все равно.
— Ха, — отозвалась Аэрин, все еще потрясенно ожидая тошноты, или головокружения, или еще чего-нибудь. Не так уж долго она его держала, но на какую-нибудь пакость хватит. — Вкус воды не убивает тех, в ком недостаточно королевской крови.
— Ммм… Сказать по правде, сок сарки тоже не убивает тех, в ком недостаточно королевской крови, хотя, если ее съесть, определенно сильно заболеешь, а байка о королевском растении весьма удачна. Это келар в твоей крови выявляет наиболее странные свойства сарки — хотя бедный старый Мерт вполне успешно себя им убил. И ты бы умерла, если б не материнская кровь в твоих жилах. И так тебе и надо за то, что настолько глупо вела себя с этой Галуни. Все могущественное опасно и достойно большего уважения, чем дурацкие детские шутки.
— С Галанной.
— Да без разницы. Весь свой Дар она использует исключительно для самовосхваления, приправленного толикой неуправляемой злобы. Тор не понимает, насколько близок он был к погибели. Обладай она чуть большей долей Дара, а он чуть меньшей — волей-неволей женился бы на ней и остаток дней своих гадал бы, почему ж он так несчастен. — По голосу Люта нельзя было сказать, что подобная перспектива его печалит. — Но у тебя нет оправдания попаданию в ее сети.
— Что такое келар?
Лют сорвал еще горсть листьев сарки и начал сплетать их вместе.
— В твоей семье его называют Даром. У них его осталось совсем немного, и говорить не о чем. Ты же им полна до краев, — тихо, я еще не закончил! — хотя и пыталась задавить его, наглотавшись сарки. — Он внимательно смотрел на нее. — Вероятно, из-за этого ты всегда будешь несколько чувствительна к Дару. Но я все равно верю в твою способность научиться его контролировать.
— Мне было пятнадцать, когда я наелась сарки и…
— Чем сильнее Дар, тем позже он проявляется. Только твое бестолковое семейство начисто позабыло об этом, поскольку очень долго не имело дела с действительно сильным Даром. Твоя мать опоздала. Как и твой дядя.
— Моя мать?
— Большая часть твоего келара — ее наследство.
— Моя мать была с Севера, — медленно проговорила Аэрин. — Выходит она была ведьмой… или демоном…
— Не была она демоном, — твердо ответил Лют. — Ведьмой? Ммм. Ведьмы — это ваши деревенские старушки, продающие примочки от бородавок.
— Она была человеком?
Лют ответил не сразу.
— Смотря что понимать под человеком.
Аэрин уставилась на него, и все сказки детства наполнили ее глаза тенями.
Лют снова принял непроницаемый вид, хотя смотрел только на венок из сарки.
— Как тебе известно, во время оно по земле ходило изрядное количество не совсем людей. И это было не так давно. Однако «совсем людям» это не нравилось, и они игнорировали тех не-людей, кого встречали. Теперь же они… — Непроницаемый вид исчез, маг поднял глаза от рук к деревьям, и Аэрин вспомнила существ на стенах спального зала.
— Не очень-то я гожусь, — осторожно продолжал он, — для ответов на вопросы о таких вещах, как человечность. Я и сам не совсем человек. — Он взглянул на нее. — Тебя опять пора кормить.
Она помотала головой, но желудок с ней не согласился. Аэрин испытывала почти непрестанный голод с тех пор, как искупалась в серебряном озере. Лют, казалось, получал занятное, приправленное иронией удовольствие от впихивания в нее еды. Он оказался прекрасным поваром, но к кулинарной гордости его энтузиазм отношения не имел. Дело было в другом. Занятия магией нечасто включают в себя присмотр за выздоравливающими, и скромная роль должна была казаться ему унизительной, однако он чувствовал совсем обратное и немного стеснялся этого.
— Аэрин.
Она подняла глаза, но тени детства так и не покинули ее глаз. Он улыбнулся так, словно ему было от этого больно, и сказал:
— Не обращай внимания, — и бросил в нее венок из сарки.
Венок лег ей на плечи, спустился длинными серебряными складками до земли и, когда она шевельнулась, замерцал звездным светом.
— Ты похожа на королеву, — сказал Лют.
— Не надо, — горько возразила Аэрин, пытаясь отыскать пряжку и расстегнуть яркий плащ. — Пожалуйста, не надо.
— Прости, — вздохнул Лют.
Плащ упал, а в руках у нее остался только серебряный пепел. Она уронила руки, и ей стало стыдно.
— И ты меня прости.
— Это ничего не значит.
Но Аэрин протянула руку и нерешительно положила ему на плечо, и он накрыл ее своей ладонью.
— Может, и существовал лучший способ спасти тебе жизнь, чем Милдтар. Но это единственный известный мне путь, а ты не оставила мне времени… Врачевание — не самая сильная моя сторона. — Он закрыл глаза, но руки не убрал. — Все маги обычно не сильны в целительстве. Наверное, потому, что оно не приносит славы, а мы очень тщеславный народ. — Он открыл глаза и попытался улыбнуться. — Милдтар — это Вода Видения, и ее источник впадает в здешнее озеро, озеро Грез. Мы живем — здесь — очень близко к источнику Милдтара, но озеро касается и других берегов и впивает другие ручьи — я не знаю всех их названий. Я говорил тебе, я не целитель… и… когда ты наконец добралась сюда, ты почти просвечивала. Если бы не Талат, я б принял тебя за привидение. Милдтар предложил дать тебе попробовать воды из озера, — сама Вода Видения могла просто оторвать твой дух от остатков тела. Но озеро… даже я не понимаю всего, что в нем происходит. — Он умолк и уронил ладонь с ее руки, но дыхание его коснулось волос, падавших ей на лоб. Наконец он сказал: — Боюсь, ты больше не совсем… смертная.
Она уставилась на него, и тени детства постепенно уступили место теням множества неведомых будущих.
— Если тебя это хоть как-то утешит, я тоже не совсем смертный. К этому приспосабливаешься, но очень скоро обнаруживаешь тягу к уединенным долинам или горным вершинам. Я пробыл здесь…
— Достаточно долго, чтобы помнить Черного Дракона.
— Да. Достаточно долго, чтобы помнить Черного Дракона.
— Ты уверен? — прошептала она.
— Никто никогда ни в чем не уверен, — рявкнул маг, но Аэрин уже усвоила, что его гнев направлен не на нее, но на собственные страхи, и выжидала.