Корона из ведьминого дерева. Том 1
Шрифт:
На том месте, куда указывал палец короля, стоял молодой менестрель с округлившимися глазами тихого ночного животного на выпасе, внезапно попавшего в свет факелов. Он сглотнул. Казалось, это заняло много времени.
– Прошу прощения, ваше величество? – пискнул он.
– Эта песня! Нелепая песня! Тобою был убит дракон, чей хлад – как жизнь без сна… – очевидная ложь! – Король решительно направился к темноволосому менестрелю и остановился рядом, возвышаясь над его худой фигурой, которая, казалось, тает на глазах,
Менестрель смотрел на него снизу вверх, беззвучно открывая и закрывая рот.
– А оставшаяся часть песни еще более безумна. Изгнал зиму? С тем же успехом можно сказать, что я заставляю солнце вставать каждый день!
– Н-но… это всего лишь песня, ваше величество, – наконец сумел выдавить из себя менестрель. – Она хорошо известна и ее многие любят – и все поют…
– Тьфу. – Саймон больше не кричал. Его гнев был подобен быстрой буре: отгремел гром – и остался лишь холодный дождь. – Тогда иди и пой ее тем людям. Или еще лучше, когда мы вернемся в Хейхолт, спроси старого Санфугола, что произошло на самом деле. Спроси у него, что случилось, когда тьма Короля Бурь пришла к нам и мы все обмочились от страха.
На лице юноши порыв смелости мешался со смущением.
– Но эту песню создал Санфугол, ваше величество. Именно он научил меня ее петь.
– Значит, все барды лжецы, – прорычал Саймон. – Уйди, мальчик. Прочь от меня.
Несчастный менестрель начал проталкиваться к выходу из шатра. Тиамак схватил его за рукав, когда юноша проходил мимо.
– Постой снаружи, – сказал он менестрелю. – Подожди меня.
Молодой человек испытывал такие мучения, что вряд ли его услышал.
– Прошу прощения?
– Просто подожди меня немного снаружи. Я за тобой приду.
Юноша бросил странный взгляд на маленького вранна, но при дворе все знали Тиамака и то, насколько он близок к королю и королеве. Менестрель заморгал и постарался взять себя в руки.
– Как пожелаете, милорд.
Саймон уже выпроваживал придворных из шатра.
– Хватит! Оставьте меня одного. Я не могу сделать все, тем более за один день! Я желаю покоя!
Тиамак дождался, когда придворные пройдут мимо него и покинут шатер, помедлил еще немного, а король закончил расхаживать взад и вперед и уселся в кресло. Саймон посмотрел на своего советника, и его лицо помрачнело от раздражения и бессильного гнева.
– Не смотри на меня с таким выражением, Тиамак.
Король редко терял терпение с теми, кто ему служил, и за это его очень любили. Дома, в Эркинланде, многие называли его Королем Простолюдинов или даже Королем Поваренком, из-за того, что в юности, в Хейхолте, ему пришлось много заниматься черной работой. Обычно Саймон не забывал, как чувствует себя тот, кого игнорируют или во всем винят люди, наделенные властью. Но иногда, в особенности в те моменты, когда его мучила такая сердечная боль, как сегодня, случались приступы мрачного настроения.
Конечно, Тиамак знал, что подобное состояние быстро проходит и за ним обычно следует раскаяние.
– Я смотрю на вас без всякого выражения, ваше величество.
– Не нужно надо мной насмехаться. А ты это делаешь. Мне грустно смотреть на мудрое выражение, которое появляется у тебя на лице, когда ты думаешь, какой болван один из твоих монархов. И этот монарх почти всегда я.
– Вам необходим отдых, ваше величество. – Тиамак имел привилегию говорить с королем, как со старым другом, ни с кем другим из придворных Тиамаку даже в голову не пришло бы беседовать в таком тоне. – Вы очень устали, и у вас закончилось терпение.
Король открыл рот, но только покачал головой.
– Сегодня не самый хороший день, – наконец заговорил он. – Очень плохой. Где Мириамель?
– Королева сегодня отменила все аудиенции. Она на прогулке.
– Я рад за нее. Надеюсь, ее оставили в покое.
– Настолько, насколько она того желает. Ее дамы с ней. В такие дни ей нравится компания больше, чем вам.
– В такие дни я бы хотел оказаться на вершине горы в Тролльфеллсе с Бинабиком и его народом, где вокруг только снег и слышно лишь завывание ветра.
– Здесь, на лугу, полно ветра, – заметил Тиамак. – Но не слишком много снега, учитывая, что до конца зимы осталось две недели.
– О, я знаю, какой сейчас день и какой месяц, – проворчал Саймон. – Мне не нужно напоминать.
Тиамак откашлялся:
– Конечно, нет. Но вы примете мой совет? Отдохните. Пусть ваша печаль немного отступит.
– Просто это… слушать мерзкую чушь, снова и снова… Саймон герой, и все такое. Я не был героем, когда мой сын…
– Пожалуйста, ваше величество.
– Но мне не следовало набрасываться на арфиста. – Буря вновь быстро прошла, и Саймон качал головой. – Он не раз пел мне чудесные песни. Не его вина, что ложь так быстро стала историей. Быть может, мне следует сказать ему, что я был несправедлив, и принести извинения.
Тиамак скрыл улыбку. Король, который приносит извинения! Стоит ли удивляться, что он привязан к этим двум монархам узами, которые прочнее железа.
– Должен признать, это было совсем на вас не похоже, ваше величество.
– Ну так найди его для меня, хорошо?
– По правде говоря, я думаю, что он стоит у входа в шатер, ваше величество.
– О, ради любви святого Танато и святого Риаппы, Тиамак, пожалуйста, прекрати повторять «ваше величество», когда мы одни. Так ты говоришь, он рядом?
– Я схожу, проверю, Саймон.
Менестрель и впрямь оказался рядом, он прятался от холодного ветра марриса в складках шатра у входа и последовал за Тиамаком, как человек, ожидающий смертного приговора.
– А, вот и ты, – сказал король. – Заходи. Тебя зовут Ринан, верно?