Корона скифа
Шрифт:
Теперь Михаил в грусти прогуливался у реки, а вокруг него гомонили парни, девушки, подростки шастали. Звенели гармошки, гитары и мандолины. Уже вечерело. И парни разводили на приткнувшихся к берегу льдинах костры, а затем отталкивали — шестами. Льдины плыли вращались, и несли на себе живые огни, создавая впечатления праздничного чуда.
— Садись, Танька! Покатаю! — приглашал девушку в облас, парень в полосатых панталонах, заправленных в смазные сапоги и с обнаженной грудью, по манере сибирских бакланов. Пальто ли, шубейку ли полагалось на
— Ты чо, ты чо?! — отвечала Танька, — льдины, эвон, прут, потонем!
Она была права: в обласе, в сибирской долбленой лодке, плыть полагается, не берясь за борта, балансируя всем телом особенным образом. Это опасно и в тихую погоду, а в такую ветреную, когда на реке волны, и ледоход, просто жутко.
К берегу подошел высокий согбенный старик, в пальто с бархатным воротником и без шапки, на облысевшей голове торчал спереди неряшливый хохолок.
— Меня прокатите, юноша! — обратился он к баклану, — люблю риск, как говорится форс мороза не боится!
— Лезь! — коротко согласился парень, старик уселся в лодке.
— Смотрите! Горохов с Васькой кататься поехал, — сказали на берегу.
— Ну, берегись, турецкие адмиралы! — воскликнул старец, — сейчас мы вам покажем Кузькину мать!
Лодка пошла наперерез громадной льдине, но проскочить не успела, льдина её перевернула и затопила.
Парень поплыл вразмашку к берегу, отплевываясь и матерясь. Горохов вынырнул и завопил:
— Эй! Мать твою за пятку! Куда! Помоги! Судорога ноги свела! Тону! Да люди вы или нет, помогите!
На берегу, как ни в чем не бывало, продолжали звенеть гармошки. Промокший и дрожащий баклан прыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха и ругаясь:
— Зараза, один сапог утопил, надо же! Как же я в одном сапоге-то? И облас не мой ведь, у Петьки взял…
Про Горохова этот парень и думать забыл.
— Судороги, мать вашу! — надрывался Горохов- помогите, сволочи! В былые времена, небось, все бы разом за мной в воду кинулись! Ох! Караул!..
Миша Зацкой скинул пальто, снял ботинки и бросился в ледяную воду. Он успел подплыть к Горохову как раз вовремя.
Философ Александрович, успел наглотаться воды и готов был пойти ко дну. Миша уцепился за одежду Философа и поплыл, увлекая старика за собой.
Вылезли на берег, у обоих зуб на зуб не попадал. Горохов, борясь в воде за жизнь, скинул ботинки и пальто, теперь, на ледяном ветру, без верхней одежды, он готов был отдать богу душу. Миша сказал:
— Сейчас я на вас свое пальто надену. Где же оно? Я ж его вот тут положил. И шарфа нет, и шапки? И ботинок? Как же так? Вы не видели? — оборотился он к веселой молодежной компании. Но не получил ответа.
Горохов кашлял, выплевывая воду, ощупывал грудь, он сказал вполголоса:
— Я бы и сам выплыл, меня кираса книзу тянет, тяжеленная, зараза! Приходится под рубахой её носить, а то ведь зарезать могут. На меня многие зуб точат! Деньги им не вернул. А того в расчет не берут, что я-то сам всем своим состоянием рисковал, что у меня всё пошло прахом!.. Бежим! — возьмем извозчика!
Они побежали, мокрые, полураздетые, озябшие. На Акимовской увидели извозчика, разом завопили:
— Эй-эй! Сюда!
Извозчик перетянул кобылку кнутом, обернулся и сказал:
— Стану я всяких шаромыг возить. У вас и денег-то сроду не бывало, пьянчуги подзаборные!
Кое-как добежали они до флигелька, в котором теперь жил Философ Александрович по соседству со своим бывшим дворцом.
Миша с любопытством оглядывал жилище бывшего томского герцога, прожившего долгие годы в необычайной роскоши. В комнатах было не прибрано и холодно, на полу почему-то стояли немытые кастрюли. Стулья были хромоногие, и лишь роскошный, полированный комод, с изумительной резьбой напоминал о прошлом богатстве и могуществе.
— Так проходит мирская слава! — развел руками Философ Александрович, — все меня забросили. Идемте, юноша, на кухню, там теплее…
На кухне старик снял рубаху и стал снимать тяжеленную кирасу, кряхтя и
стеная:
— Ох, тяжко! Людей, как зверей приходится бояться. А ведь я всех кормил, привечал. Теперь вот без пистолета и кирасы и на улицу страшусь выйти!.. Ага! Вот я надену свой старый халат! Так лучше! А что же вам предложить? Подходящего ничего нет. Вот! Накиньте на себя этот старый коврик! Сейчас мы винца по бокалу шарахнем и согреемся. Вино, конечно, дрянь, раньше я его и в рот не взял бы, но что же делать?..
И жена уехала к дочерям. И с детьми не повезло. Сын, Володя, во втором классе еще сподобился раздобыть сифилис! Юноша! Остерегайтесь! Не торопите время! Что было с Вовой? Ославлен был! Из гимназии отчислили. Уехал на дальний прииск, стреляться там пытался. Устроил я его в военную службу, теперь поручик, на краю света, на Амуре. Ах! Берегите себя, юноша!
— Взгляните, юноша, в окно, вон мой дворец. Они его купили, и привели в запустение! Проводят там балы. А обновлять дом за них дяденька будет? Сад вырубается, павильоны сломали. Но нет! Я не сдамся! Они еще узнают, кто есть Горохов!.. Смотрите!..
Старик расстелил на столе самодельную карту:
— Вот видите, это обозначен приток реки Ушайки — речка Колбиха. Там еще колбы много растет. Здесь были в прошлом хорошие прииски: Михайловский, Покровский. Шведско-американская компания золотишко мыла, наши — тоже. Небогато мыли: двадцать доль золота на сто пудов песка. Песковое золотишко. А я там нашел в одном месте золото жильное и пшеничку.
Только добыть бы мне немножко мне деньжат, чтобы артель сколотить, оборудование да провиант закупить, мы с вами миллионщиками станем! Займите тысячи полторы? Нет? Не можете? Ну, хотя бы сотню? Я прииск налажу, всё вам верну и то, что вашему батюшке, царствие ему небесное, задолжал, и то, что вы дадите, верну с большими процентами. Какой процент вы хотите?