Коронованный лев
Шрифт:
Колиньи кивнул, прикрыв глаза, положил перо на бумагу и удобней откинулся на подушки. Огюст подхватил дощечку с письмом и убрал ее на стоявший рядом резной столик.
— И вы говорите, нет никакого заговора? — поинтересовался адмирал, не открывая глаз.
— Думаю, что есть, и не один, — ответил я. — Без них ведь не бывает.
Колиньи улыбнулся едва обозначившейся улыбкой в уголках тонких высохших бледных губ.
— Дайте мне вашу руку, — произнес он, подняв в воздух свою здоровую кисть.
Я поднял руку и коснулся его пальцев —
— Вы ведь не знали, что это произойдет? — негромко прошелестел адмирал.
— Конечно, знал, — ответил я, и он слабо дернулся, сомкнутые веки вздрогнули, но так и не открылись.
— В вас сильный бес противоречия, не правда ли? — тихо проговорил адмирал, будто засыпая. — Вам страшно, оттого вы делаете вид, что не боитесь. Вы знаете, какого ответа от вас ждут, и говорите противоположное, не желая задумываться о последствиях.
— Вы ошибаетесь, — сказал я спокойно. — Я говорю так потому, что задумываюсь. И если я уже думал и говорил об этом, я не вижу смысла не признавать, что не догадывался о том, что могло произойти. Отрицать это было бы лицемерием.
Он открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
— Кто же вас послал мне, бог или дьявол? — он глубоко вздохнул. — Вы верите, что меня нужно прятать? Но желаю ли я прятаться? Что я этим признаю? Свою предусмотрительность или свою слабость?
Он отпустил мою руку, уронив сухую, будто паучью, кисть, на одеяло.
— Это будет не бегство, — ответил я мягко. — Вы будете лишь гостем у ваших друзей.
— Но почему я должен быть их гостем? Что именно мне может угрожать? Ведь то, что могло случиться, уже случилось, — он слабо шевельнул раненой рукой. — Значит, это еще не все. А почему именно — еще не все? Что может случиться?
Я пристально посмотрел на его полусомкнутые веки.
— Сказать вам, что может случиться? Я видел ваш дом сегодня снаружи. Там толпится не так уж много народу. Множество ваших сторонников разъезжает по городу и задирает горожан. А ночью ваших людей на улице будет еще меньше или вовсе не будет. И кто-то может пожелать покончить со всем одним ударом. И будет проще сделать это, если сразу обезглавить вашу партию. Вы ведь не желаете никому доставить такое удовольствие?
Колиньи хитровато улыбнулся.
— А вы-то почему этого не желаете? Или на самом деле желаете?
— Нет. Не желаю — это принесет больше вреда, чем пользы.
— А почем вы
— Господин адмирал, — проговорил я вкрадчиво, — уж не желаете ли вы посвятить меня в планы вашего заговора?
Колиньи изумленно приподнял брови, и я улыбнулся ему с самым невинным видом.
— Ни в коем случае, — серьезно сказал Колиньи.
— Весьма этому рад, — заверил я.
Колиньи перевел взгляд на Огюста.
— И все-таки, как это будет выглядеть? Как то, что я напуган, хотя напуган вовсе не я? С этим я утрачу часть моей силы. Уж не на это ли и рассчитывают мои враги?
— Ваши враги могут даже ничего не узнать, если и впрямь ничего не случится, — вставил я. Огюст чуть встрепенулся, и снова оба посмотрели на меня.
— Но почему вы так думаете? — спросил Колиньи. — Откуда такая мистическая уверенность — почему именно завтра?
— Потому что завтра — воскресенье, — напомнил я. — Мессы в эти дни пышнее, и их посещает больше всего прихожан — в этот день легко проповедовать, чтобы кого-то на что-то толкнуть. И это день праздности, а именно праздность рождает чудовищ.
— Удивительно, — задумчиво проговорил адмирал. — Что ж, считайте, что сумели меня убедить. — Огюст вздохнул с облегчением и почти просиял, напряжение спало, хотя бы ненадолго.
— Полагаюсь на вашу совесть, — ввернул адмирал.
Почему в последнее время все выбирают именно это слово?
— Почему ты спросил об отравленной пуле? — спросил я Огюста, когда он вышел проводить меня, а свита адмирала вернулась к своему повелителю.
— Он был так упрям, — покачал головой Огюст. — И мне кажется, он чувствует, что ему осталось жить недолго. В нем есть какая-то обреченность.
— Может быть, в нас ее больше чем в нем? — Мы молча посмотрели друг на друга.
— Все это так странно, — проговорил наконец Огюст, — знать что-то и не иметь возможности ни с кем этим поделиться, ведь никто этого не поймет. Все равно, что возвращаться из мертвых и пытаться объяснить, что там не рай и не ад, а что-то совсем другое, для чего на языке живых даже нет названия.
— А ты пытался объяснить ему, что есть некая третья сила, одинаково враждебная тем и другим?
— Разве он мне поверит? — печально отозвался Огюст.
— Потому, что ты общаешься с нами? — спросил я.
— И поэтому — тоже. И кроме того, мы же сами не знаем этого точно.
— Что ж, будем надеяться, что в ближайшие дни хоть что-то кому-то станет ясно, — вздохнул я.
Огюст вздрогнул и посмотрел на меня волком.
— Ты знаешь, о чем я.
— Думаю, что знаю, — угрюмо сказал Огюст.
Я немного помедлил, прежде чем спросить.
— А что снится тебе, Огюст?
Он глянул на меня с изумлением.
— Ты ведь спишь иногда? — уточнил я. — Человеческий организм иначе не может. Снится тебе что-нибудь, что кажется таким же реальным как происходящее, но в другом месте и времени?