Коронованный странник

Карпущенко Сергей Васильевич

Александр облекся маской непроницаемости

– Я вам, господин Козлов, ни в чем признаваться не обязан! Вы сами-то, собственно, чего от меня хотели?

– Как чего?
– очень удивился Козлов.
– Того же самого, что и Запольский. Сколько он вам дал, простите?
– полез в карман сюртука Козлов.

– Что значит "дал"?
– вскинул брови Александр.
– Это вы о чем говорите, сударь? На что намекаете?

– Да и не намекаю, любезный а прямо спрашиваю: сколько он сунул вам в ручку, скажите, а тогда и я вам доброе слово скажу да ещё к нему изрядную прибавочку сделаю. Чего вы, собственно говоря, ершиться стали? Или опасаетесь чего? Не понимаю, постигнуть не могу!

– Это я, сударь, постигнуть не могу!
– снова вскочил со стула Александр.
– Вы, сударь, куда явились? В лавку овощную? Здесь вам, сударь, палата казенная, где денег не берут с посетителей, ибо все чиновники от казны жалованье получают! Или вам сие не известно?

Козлов стал ещё краснее лицом, чем прежде, растерянно посмотрел по сторонам, словно ища защиты и поддержки у других служителей палаты, но они, давая улыбки, опустили глаза, делая вид, что усердствуют над бумагами.

– Не берут, значит?
– пробормотал он.
– А прежде брали...

– Ну так то прежде!
– сверкал глазами Александр, не зная, как умерть негодование.
– Теперь же все иначе будет. Прочь идите отсюда сударь, покуда я жандармов не вызвал!

И Александр царственным жестом указал Козлову на дверь. Дворянин постоял, поморгал и, качая головой, пыхтя, медленно пошел к выходу, все приговаривая дорогой: "Видно, Запольский, шельма, столько дал, что мне теперь и соваться смысла никакого нет. Вот же, объехал на козе Козлова! Шельма! Шельма!"

В шесть часов, когда присутствие закрывалось, к столу Александра подошел сияющий Суржиков:

– Ну, Василий Сергеич, лиха беда начало! Горячо вы за дело взялись, знаю обо всем. Только покажите-ка мне, что за прошение вам дворянчик принес.

В мгновенье ока Суржиков окинул взглядом прошение Запольского и сказал:

– Ну, его просьбишку уважить можно. Разве ж от этого интересы Российской империи в ущерб придут? Сами видите, что Запольский, что Козлов - одного поля ягода, а посему должны мы непременно принять сторону одного из них, чтобы распрю, собирающуюся разгореться, пресечь на самом корню. Не в интересах ли справедливости сие будет? Ну, не стало старой границы, так новую проведем. Отправим землемеров, и они за один день внесут полный порядок в дела межевые. Вы же, Василий Сергеич, самым правильным образом поступили, прогнав Козлова, да и сделали это, как настоящий артист, как Каратыгин, ей-Богу!

Александр и обрадовался и огорчился. Он был рад оттого, что увидел в действиях палаты черты не только законности, но и настоящего благородства желают предупредить распрю! Огорчало лишь то, что Суржиков увидел в его поступке не искренний порыв, а наигранность. Но вскоре и огорчение улетучилось, потому что счетовод сказал:

– Ну, дорогой Василий Сергеич, дела делами, но надобно уму и телу пощаду давать. Сейчас же едем ко мне на квартиру. Там уж стол накрывают вас величать станут! Все наши, чиновничишки-бумагомаратели соберутся. Ваш первый день на службе отметить хотят. Уж не откажите, будьте любезны!

Александр не только не имел ни сил, ни желания отказать этим замечательным, честным людям, но и сам бы с величайшей охотой зазвал бы всю палату, включая и председателя, на свою квартиру, если бы не её скромные размеры да отсутствие свободных денег. Поэтому Александр лишь поклонился Суржикову, благодаря за лестное приглашение. При этом глаза его увлажнились.

Квартира Суржикова оказалась и не квартирой вовсе, а собственным домом, полукаменным-полудеревянным, с фасадом на семь окон с раскрашенными в продольную полоску стенами. Когда на экипаже Суржикова Александр подъехал к высокому крыльцу, то на нем уже стояли в одних сюртуках чиновники, которых он видел сегодня в присутствии. Они, правда, тут же поспешили удалиться вглубь дома, и Александру показалось, что они сделали это нарочно, желая предупредить других. Оказывается, так оно и было на самом деле, потому что, когда Александр и Суржиков поднялись на крыльцо и вошли в дом, новоиспеченный столоначальник даже отпрянул назад от неожиданности двадцать чиновничьих глоток грянули в его честь такую дружную здравицу, что можно было и мертвых поднять не могил. Хором руководил делопроизводитель Белобородов, доморощенный Бова Королевич, и когда взмахом рук он прекратил славословие чиновников, то отдал знаком другой приказ, и тут же явились перед хором три чиновника с бутылками шампанского, пробки взлетели так высоко, что ударились в потолок, вино полилось, но не на пол, а в вовремя подставленные бокалы. Подали Александру и Суржикову, а остальные посудинки разобрали чиновники, и малиновый перезвон хрусталя возвестил о том, что пирушка началась.

За столом с разнообразным набором блюд, когда тосты в честь Александра сыпались из уст чиновничьей братии один за другим, он не переставал удивляться: "Да в чем же дело? Почему так ликуют эти люди? Они, безо всякого сомнения, очень милы, аккуратны, требовательны, щепетильны на службе, главное, честны, но все-таки - чествуют первого встречного, который неведомо почему занял такой важный пост в палате государственных имуществ! Непонятно! Не могли у себя подыскать подходящего человека?"

А пиршество с каждой минутой набирало все больше жара, точно печь, в которую одно за другим кидают сухие поленья. Все уже смеялись, тосты прекратились, но отовсюду Александр слышал долетавшие до него одобрительные высказывания по отношению к его сегодняшнему поведению:

– И вот говорит Василий Сергеич: "Ах ты, кафтанник длиннобородый! За взятку-то чиновнику можно и в Сибирь в кандалах прогуляться!" Каково? Какая смелость!

– Да-а-а!
– восхищенно тянул другой чиновник.
– Да Василь Сергеич наш - сущий лев или Ахилл! Быть ему нашим председателем, палец на отсечение даю!

В другом месте слышалось:

– А Запольскому Василий Сергеич так прямо и заявил, и смотрел на него при этом случае, как солдат на вошь: "Где же ваша честь дворянская, сударь?" Тот так и осел, чуть кондрат его не хватил от неожиданности, вот так-то...

– Нет, нет, сие все цветочки, цветочки! Не помните разве, как он Козлова расчехвостил, какую трепку ему задал? "Вы, - спрашивает, такой-сякой-разъэтакий, куда заявились? Уж не в зеленную ли лавку? А ну-ка вон пошли из казенного заведения, и чтобы духом здесь вашим не пахло козлиным!" Вот это оборот, я понимаю!

– Н-да, пожалуй нас Василь Сергеич всех за пояс скоро заткнет...

– Заткнет? Нет, братец - уже всех позатыкал, всех до одного! Ну да мы не в обиде - всегда пользу найдешь, когда человек наизеркальнейшей, наихрустальнейшей честности приходит тобой командовать и руководить. Ты тогда, как спица в колесе - крутишься себе, крутишься, и покойно тебе и хорошо, потому что все дело слажено, будто все колесовые части. Нет, возлюбил я Василь Сергеича, будто своего родного отца, и жизнь за него отдать готов, если потребуется, как и за государя своего, вот так...