Короны Ниаксии. Змейка и крылья ночи. Книга первая из дилогии о ночерожденных
Шрифт:
Король удивленно посмотрел на нее. Он никогда не рассказывал ей, где именно ее нашли.
Девочка просияла, довольная, что ей удалось удивить отца.
– Я догадалась, – сказала она. – Ришанские земли. Правильно?
Она не сумела понять, что выражает лицо отца. Он кивнул.
– Тогда где?
Она вела пальчиком по выцветающим строчкам – по городам и поселениям, которые для нее существовали только в виде чернил на карте.
– Это не важно, – сказал он.
Девочка помолчала. Это было очень важно. Еще как.
Она уже научилась аккуратно подбирать слова.
– А
– Маленькая змейка, твой дом здесь. – Король улыбнулся скупой, но теплой улыбкой. – Дом, который тебе нужен. Пусть у тебя красная кровь, но здесь ты дома.
Он не понимал. Здесь действительно был ее дом, но жизнь в его стенах означала постоянный страх.
– Не дома, – сказала она. – Здесь каждый хочет меня убить.
Король с ней не спорил. Он уже много раз говорил ей, что это правда.
Наконец он вздохнул.
– Я наткнулся на тебя в местечке, которое называется Салине. Далекие земли у границы Дома Ночи. Но даже если бы у тебя осталась там семья, я не смог бы ее найти.
Девочка не знала, как отчаянно держится за эту надежду – эту хрупкую, ею самой придуманную реальность, – и поняла это, только когда реальность разлетелась у нее в груди осколками.
– Почему? – выдавила она.
– Это ришанская территория. Как король хиажей и глава Дома Ночи, я не могу выступить туда без причины.
– Тогда я могу. – Она не колебалась ни секунды. – Я поеду!
Он рассмеялся, но девочка резко осадила его:
– Это не шутка!
Улыбка короля померкла. Он долго смотрел на дочь.
– Ты человек, – сказал он. – Для тебя это будет слишком опасно.
– Тогда обрати меня, – выпалила девочка. – Сделай меня такой, как ты. Я все об этом прочитала.
– Орайя, этого я тоже сделать не могу.
Еще одна надежда лопнула. В глазах стало жечь.
– Почему?
– Потому что ты слишком важна для меня. – Он погладил ее по голове. – Два из трех обращений заканчиваются смертью. Это больше половины. Я не стану так рисковать твоей жизнью.
У нее перехватило горло. В глазах саднило. Ей пришлось изо всех сил сдерживать слезы. Она входила в тот возраст, когда дети начинают осознавать будущее. И в этот момент маленькая девочка поняла: тюрьма человеческой плоти обрекает ее на жизнь в этих четырех стенах.
Она стремительно повернулась к отцу, сжав маленькие ручки в кулаки.
– Что-то должно быть, – сказала она. – Должен же быть способ. Должен.
Король усмехнулся, но глаза его были печальны и смотрели куда-то вдаль.
– Однако какие зубки!
Он долго молчал, и его улыбка понемногу угасла под тяжелыми мыслями. Он так долго ничего не говорил, как будто его ум переместился в какой-то совершенно другой мир. Девочка знала, что мешать нельзя, поэтому смотрела на него и ждала.
Она уже научилась читать по его лицу, но некоторые выражения оставались незнакомыми. Больше десяти лет спустя она будет вспоминать этот разговор, уже зная, что увиденное тогда означало внутренний конфликт – состояние столь редкое, что она еще не умела его определять. Она бесконечное количество раз думала о том вечере и о словах, что отец сказал дальше. О чем он размышлял тогда в молчании, так и осталось
Но маленькая девочка еще ничего этого не знала. Она просто ждала.
Наконец король подался вперед в своем кресле и сжал руками колени.
– Для тебя есть один способ однажды стать столь же могущественной, как я.
Девочку охватила надежда.
– Как? – выдохнула она.
Король скривил губы в грустной улыбке.
– Получить дар от богини.
Глава тринадцатая
Смех был низкий и глубокий, резкий и чистый одновременно – спокойный, но властно заполнивший всю комнату. Он был первым, что просочилось в мой одурманенный ум, первым, что прорезало мое затуманенное сознание.
Я перекатилась на бок. Тело запротестовало целой симфонией ощущений, но это было уже ничто по сравнению с тем, что раньше. Поражало отсутствие боли.
Пока я пыталась проморгаться после сна, первое, что я увидела, были крылья: в угольно-черных блестящих перьях теплыми черточками отражался свет фонаря. На ристалище у меня не было времени отдать должное крыльям Райна, но они – как ни бесило меня это признавать – были совершенно великолепны. Ришанские крылья я видела намного реже, чем хиажские, а крылья такого уникального цвета не встречала ни разу: глубокий черный, с лоснящимися проблесками красного, пурпурного и синего.
На кофейном столике сидела Мише, а перед ней на корточках – Райн. Он держал одной рукой ее ногу, наклонившись над ней в глубокой задумчивости, а в другой зажал рулон бинта.
– Мише, я же сказал, не вертись, – досадовал он.
– Слишком долго.
– Две минуты не можешь посидеть спокойно.
Слова были резкими. Но тон, которым Райн их произносил, гораздо мягче – даже нежнее.
Мише испустила страдальческий вздох и поерзала на столике, как нетерпеливый ребенок.
Я поморгала еще, и остальная часть комнаты приобрела четкие очертания. Мы были в гостиной каких-то апартаментов – очень и очень милой, хотя и обставленной по моде примерно двухвековой давности. По стенам были развешаны фонари, горевшие смесью огня и сине-белого света, который мерцал на парчовых обоях причудливым сочетанием тепла и прохлады. Восточную часть комнаты отделяла сплошная стена тяжелых бархатных гардин, – кажется, за ними скрывались большие окна от пола до потолка. Массивная мебель была подобрана гармонично: темное красное дерево или отделанный под мрамор черный сланец и обивка из шелковой парчи. По стилю все это казалось экспонатами из прошлой эпохи, но выглядело новеньким, изготовленным словно вчера.
– Я тебе сказала, все в порядке! Мне это нисколько не помешает… ой! Ой!
Мише спрыгнула со столика с таким волнением, что я уже предвкушала, как она заедет ногой Райну по лицу.
– Мы о чем с тобой только что договорились? – проворчал он, отклоняясь в сторону, но Мише пропустила его слова мимо ушей и понеслась ко мне.
У меня до сих пор кружилась голова, но я постаралась увернуться.
Мише застыла, подняв руки:
– Ой! Прости, пожалуйста! Я знаю – он меня предупредил. Надо медленно. – Неловко хихикнув, она пожала плечами.