Корпорация «Здоровье» – 2
Шрифт:
– То есть что, орган заменён? – спросил Андрей.
– Да, – Лабутин пожал плечами. – Но конкретно это обстоятельство имеет для нас не существенное значения. По контрактам с Руандой и Бурунди корпорация обязалась оказать медицинскую помощь раненым и пострадавшим. Надо сказать – сделали с блеском. Я работы такого качества по выращиванию и замене органов не видел никогда. Но главное для нас два вопроса: что с памятью – раз, и что с лимбической системой мозга.
– Это же было одним вопросом? – нахмурился генерал.
– Уже нет, – покачал головой Лабутин. – Касательно второго, есть предположение, что люди подверглись воздействию неизвестной бактерии или вируса, поражающего строго клетки мозга и его конкретные функции. В семидесяти процентах случаев, у исследованных субъектов выявлены специфические изменения в лобных долях. Давайте учтём, что в тот день на линии разграничения находилось примерно шестнадцать тысяч человек. Из них примерно половина проходила через специалистов корпорации, – то есть обращалась за помощью в их ФАПы, или с ними работали люди из лагерей социализации. А вот остальные даже не проходили у них медосмотр. Но каким-то образом поражение мозга зафиксировано даже у тех солдат, кто никогда не были в контакте с медиками корпорации. Можно предположить, что заражение вирусом состоялось уже в своей среде. Причём в очень короткий период. Вернее будет сказать – в экстремально короткий – день или меньше.
– То есть имеем дело с биологическим оружием, – сразу дал оценку Олег Алексеевич.
– Однозначно, – кивнул Лабутин. – И до Руанды и Бурунди мы точно такого не видели. Они это не применяли. Стирание памяти это одно, а вот управление поведением человека так, чтобы при этом не было внешнего фактора, – ни психической обработки, ни управляющего сигнала – вот это что-то совсем новое. Мы не знаем, как они это сделали.
Андрей откинулся на спинку кресла:
– Итого: по средствам противодействия ничего?
Лабутин тяжело вздохнул:
– Если процедура стирания памяти или вирусная атака состоится в отношении сотрудников ФСБ, спасти их пока нечем.
– Есть над чем подумать, – произнёс Олег Алексеевич.
– Ещё кое-что, – Саров оставил самое интересное напоследок. – Нашли информацию об одной из групп пациентов, полгода назад проходивших лечение в филиале корпорации. Я хочу привлечь одного из пациентов к участию в деле.
Бакурин перевёл на полковника взгляд:
– Что за человек?
– Ну… – Андрей цокнул языком, – у него случайно выявили особенность при сканировании мозга на обычном медосмотре.
Лабутин знал об том, полковники уже поговорили, так что кивнул:
– Поддерживаю. Можно будет копнуть поглубже вопрос относительно оперативников корпорации.
– Вот этот вопрос? – генерал провёл пальцами по рабочему полю интерактивного стола, ища файл, запустил.
На экране пошла запись допроса одного из выживших американских солдат на базе ВВС США в Германии. Десятилетняя давность записи не лишала её актуальности. Даже наоборот. Свидетельства того, о чём говорил солдат десять лет назад, стали набираться буквально по капле. Но с рюмку уже накапало, а этого достаточно, чтобы федеральная служба безопасности заинтересовалась этим вопросом.
– Они нас спасли, – хрипло говорил парень на экране. – Я не знаю, как они сами выжили, но эти ребята, они были с нами, пока мы ждали наших. Они нашли всех выживших, никого не бросили…
Парень говорил со своими офицерами разведки и не скрывал гнева, от которого заметно дёргались оба века.
– Пока вы там творили всё это дерьмо, эти русские парни вытаскивали нас из горящих машин! А где были вы, ублюдки?
– Вы сказали: не знаете, как они сами выжили. Почему? – офицер, ведущий допрос не обратил внимания на эмоции парня.
– Я уже говорил! – гнев наконец заставил солдата орать на сотрудника ЦРУ. – В их вагон прилетели гранаты! Там металл разорвало, как консервную банку! Но эти парни выжили!
Олег Алексеевич нажал стоп на этом кадре.
– Нам пока не удалось заполучить тело сотрудника корпорации для исследования, – покачал головой Лабутин. – Но это и не помогло бы. Чтобы понять, чем они накачивают своих людей, нужен живой оперативник.
Бакурин сжал губы в скептической улыбке.
– И в чём проблема? – произнёс он. – Не можете человека взять? С каких пор?
Полковники переглянулись, и Саров усмехнулся:
– Ни в чём, товарищ генерал. Операция в Монровии позволит нам получить живого оперативника. Если привлечь парня, о котором я говорил.
Лабутин кивнул:
– И у нас есть экспериментальное средство для восстановления памяти, нужен подходящий подопытный. Это идеален.
– Но его привлечение к операции в Монровии не будет гуманным и законным, – заметил Саров. – Даёте добро?
– Даю, – подтвердил Бакурин: – Но чтобы был результат, Андрей Сергеевич. Да?
– Так точно, – уверенно ответил Саров, и всё-таки добавил: – если не возникнет случайных побочных реакций после процедуры.
– Это твои проблемы. Мне нужен полный отчёт.
– Конечно, – кивнул Андрей.
Лагерь красного креста близ деревни Вунашара был не большим. Всего пять палаток на шесть мест каждая. И уже забит больными под завязку. Лихорадка ЦЕС началась в селениях вдоль реки за две недели до того, как сюда добрались врачи красного креста. Так что лагерь едва успел начать работу, как в первый день заполнился полностью. Но вот уже несколько часов больные лежали без внимания.
Всех врачей загнали в одну палатку, связали. Били немного. Только для того, чтобы сразу установить свой порядок. Главарь бандитского отряда поставил себе стул возле операционной, отсюда наблюдал и за пространством лагеря и за происходящим внутри палатки. Там, медсестра дрожащей рукой натянула медицинскую маску на нос, и, набравшись смелости, шагнула к старшему врачу:
– Владислав Петрович, давайте я закончу…
Девушка взяла медицинский зашиватель из руки доктора Карпова, подержала его под локоть, чтобы не упал, шагая от операционного стола. По виску Владислава Петровича до сих пор текла кровь от удара прикладом.