Корпус А

Памяти Ким Исабель Фредерики Валль.

Стоит ему увидеть ее, как он тут же обнажается и обрушивается на нее, как ненастье с неба, прежде чем она успевает укрыться в безопасном месте.

Эльфрида Елинек, «Похоть».

Говорят, мы вступаем в «Корпус А» из-за денег и всех этих привилегий. Наверное, так оно и есть, с этим сложно спорить. Да и зачем. Никто не обязан ничего объяснять. Но я по-настоящему понимаю необходимость моей работы. Мне нравится знать, что она приносит обществу пользу. Большинство из нас любит свое дело, честное слово. Здесь

Мама улыбается мне каждый раз, когда я собираюсь на задание или домой с фотографии на двери шкафчика. Лежа на родильном столе, она держит меня на груди, прижимая обеими руками, счастливая, уставшая, с синяками вокруг глаз, спутанными волосами и пятнами на рубашке: крови и чего-то еще. Рвоты? Если мне не изменяет память, ее, в самом деле, вырвало пару раз в середине схваток. Иногда мне кажется, что я помню этот день даже лучше, чем она. По крайней мере, ничуть не хуже: сотни маминых рассказов не прошли даром. Особенно про первый душ после родов. «Когда все уже кончилось лежишь на родильном столе часа два, пьешь воду, ждешь, когда организм отдохнет и уменьшится кровотечение. Потом лежишь в палате. Еще часов через шесть находишь в себе силы сходить в душ. Вода здорово помогает прийти в себя, особенно если не смотреть вниз. Внизу столько крови, словно моешься красной краской, стоишь и ждешь, ждешь, когда же она смоется с ягодиц и нижней части спины, а она все никак не кончается, пока наконец не поймешь, что она все еще идет изнутри.»

Мама говорит, что до катастрофы никто не ценил этот не простой труд – вынашивать, рожать и воспитывать детей. Женщины и дети часто жили настолько плохо, что даже в самых продвинутых странах существовали кабинеты, комитеты и целые министерства по правам женщин и детей. Наоборот, почетным и значимым считалось детей убивать. Чужих, чтобы своим достался лучший мир, как будто мир, построенный на костях, в самом деле, мог быть лучшим. Своих, чтобы жвала патриотизма никогда не оставались без работы, как будто где-то на земле и действительно существовала какая-то правда, которая стоила дороже, чем человеческая жизнь. Ценность жизни сходила на нет, как только детям исполнялось восемнадцать; а двуличие было основой противоречивой «логики» мира прошлого.

В своем шкафчике кроме формы, аптечек и рюкзака я храню книги: я из тех людей, кто все еще предпочитает бумажные книги экранной версии. По правде сказать, настоящей бумаги мне пока не доводилось держать в руках, говорят она совсем другая на ощупь и пахнет как-то особенно. Не думаю, что это так уж важно, книга в виде прямоугольника с большим количеством тонких синтетических страниц в любом случае мне милей, чем мерцающий текст на экране. Рано или поздно я куплю себе хотя бы одну ретро-книгу, несмотря на дороговизну. Мама говорит, что старые бумажные книги – это рассадник инфекций и идеальный пылесборник, который нельзя сдать в чистку, но я знаю, что ей тоже было бы интересно подержать такую в руках.

Я улыбаюсь маме в ответ и достаю вешалку с одеждой. Мне нравится моя форма, нравится, как пахнут кожей тяжелые коричневые ботинки и ремень на штанах, нравится почти невесомый сверхпрочный бронежилет. Я нажимаю кнопку браслета, и жилет аккуратно стягивает тело жестким коконом. Теперь рубашка, брюки, ботинки и рюкзак.

Когда-то давно мы ходили всем классом в Музей Истории Цивилизаций Земли. Раньше броня вместе с оружием могла весить больше 20 килограмм! Даже думать страшно, как это было обременительно, неудобно и тяжело. Неэффективно. Хотя броня, это еще не самый странный экспонат. Прошлое человечества полным-полно дичайшей жестокости, слабонервным людям лучше вообще не знать истории, и уж тем более не ходить по таким музеям. Нам в «Корпусе А» известно чуть больше, чем простым смертным, и это знание обходится очень дорого. Каждый месяц мы посещаем очередную лекцию «мотивации к работе», и после каждой такой лекции мы еще больше любим свой каждодневный труд. Или покидаем государственную службу навсегда. Тут, как повезет и какие у кого нервы. Современные люди живут в мире свободном от насилия, жестокости, тюрем и войн. Если не считать нашу работу, конечно.

Я пристегиваю на пояс наручники, нейробой, баллон храпача, дубинку и нож. На всякий случай я надеваю на указательный палец парализатор. Так далеко заходит редко. Не помню ни одного случая, когда он мне пригодился, но мы должны его носить по уставу, а я не из тех, кто нарушает устав. Я проверяю рюкзак: латексные перчатки, стерильная аптечка №2, вода, ультразвуковые очки, сигнальная ракета, микрорадар и тестер. Тестер нужно надеть на левую руку. Последним я беру из шкафчика зажим для плавания.

Сегодня спокойная ночь – только не отозванные повторные заявки, никакого жесткача и сделок с совестью. По крайней мере среди моих вызовов. Оба на северной окраине, почти по соседству друг с другом. Окраины! Понятное дело, почти вся наша работа концентрируется именно там. Я спускаюсь на нулевой этаж и иду в транспортный отсек. Сегодня сухо и довольно тепло, можно взять монолёт. Снимаю с вешалки свой шлем, мою гордость, темно-вишневый интеграл «энко» из последней коллекции. Надеваю его и кладу зажим для носа в нагрудный карман, главное не забыть о нем на вылете из города. Не выношу, как они пахнут, особенно если мне не удается вырубить их раньше, чем они поймут, что происходит: страх делает вонь не выносимой.

***

Три дня назад мне удалось получить десятый разряд. Десятый! Мне никогда не приходило в голову, что я могу подняться на государственной службе так высоко.

Мне всегда хотелось водить большие грузовые корабли. Лучше старого типа, но можно и скорые. Героини и герои моих любимых книжек рано или поздно отправлялись на кораблях куда-то вдаль, на закат или навстречу солнцу, и мне хотелось также. И даже больше – судьба праздного пассажира нисколько меня не трогала, мне нужно было ни много ни мало стоять в рубке и держать штурвал.

Когда мне стукнуло 17 лет Найджела Коул получила в лаборатории стабильный 10-ти валентный криптон, с помощью которого проблема телепортации не органических физических тел весом больше 1000 кг была решена раз и навсегда. Я прекрасно помню этот день. Мы завтракали вместе с мамой, вполглаза глядя галовизор, и когда в новостях показали Найджелу и приблизительные последствия ее открытия, мама швырнула чашку с кофе прямо в стену над раковиной. К счастью для нас морская школа вернула маме всю сумму за курс, который мне не довелось прослушать. Раньше, если верить учебникам истории, от открытия до воплощения в виде полезного прибора идея могла несколько лет или даже несколько десятков лет лежать без дела или путешествовать в виде «предложений к разработке» из стола в стол, если только дело не касалось технологий, пригодных для войны. Теперь все стало быстрей, особенно в области медицины, и эта скорость иногда выбивает на обочину огромное количество вчерашних профессионалов в скоропостижно устаревшем сегодня мастерстве.

Будущее пассажирских лайнеров, по крайней мере, не столь отдаленное, казалось более стабильным: огромные морские корабли все еще в чести у многих туристов по всему миру, особенно у тех, кто боится путешествовать на пневмопоездах и пневмолетах. Выбор был сделан, нужно было только сдать экзамены. Правда, мне не очень нравилось, что эти махины, по статистике, больше времени проводят пришвартованными в портах. Наверное, эта моя неуверенность и сыграла ключевую роль. Неуверенность и мамина подруга, которая давно работала в ГУРП: там совершенно случайно освободилось место кадета – будущего офицера первой категории в спецподразделении «Корпус А». Так что можно сказать, на службу государству меня привел случай и мамино желание хоть немного сэкономить на образовании. Ну и рост. В «КА» берут людей не ниже 175 и весом не меньше 70 кг. Понятно, почему. Так или иначе, случайный выбор оказался не так плох, раз мне удалось получить десятый разряд к тридцати годам, верно?