Корректировка
Шрифт:
Убедившись в глазок, что площадка пуста, я вернулся в зал.
Кот тоже куда-то делся. Ну и, слава богу, с облегчением подумал я, закрывая окно, шляются тут всякие, а потом ложечки пропадают.
Кстати, о ложечках, надо проверить, чем мы тут располагаем. Может одежонка какая отыщется.
Одежонки не нашлось. Шкаф был девственно пуст, если не считать пары плечиков, сиротливо покачивающихся на перекладине. Зато на антресолях, в компании нескольких сушеных тараканов нашлась фуфайка и старый спортивный костюм. Внимательно осмотрев это линялое чудо, я с опаской в него облачился. В зеркале отразился студент,
Следующей для осмотра пришла очередь кухни.
Что-то бандитская рожа этого кота мне больно знакома, размышлял я, роясь в кухонных шкафчиках. Не его ли видел, когда с риелторшей шел смотреть квартиру. Да ну нафиг – между этими событиями сорок с лишним лет. Просто совпадение, мало ли рыжих котов на свете.
Из кухонной утвари нашлось несколько старых кастрюль и десяток щербатых тарелок, граненые стаканы разной емкости, а в раковине с облупившейся эмалью валялось семейство алюминиевых вилок-ложек. Были они помятые с гнутыми зубчиками и к тому же грязные, словно землю ими копали.
Пусто оказалось и в холодильнике лишь сугробы инея в морозилке. Непохоже, что квартира обитаема. По крайней мере, на постоянной основе. Значит внезапного прихода хозяев можно не опасаться.
Я подошел к телевизору. «Горизонт-101» гласила надпись в нижнем левом углу. Полированная деревянная дура на длинных ножках смотрелась солидно. Да и весила солидно – килограмм пятьдесят, насколько я помню. Выпуклый белесый экран отразил мою озадаченную физиономию на фоне окна. Работает ли? Я щелкнул тумблером.
Телевизор работал. Сперва засветилась лампочка с надписью «сеть», затем, после долгого гудения нагревающихся электронных ламп и потрескивания из динамика полилась задорная музыка и наконец осветился экран, явив черно-белую картинку, где сквозь рябь помех отплясывали под переливы гармошки девушки в сарафанах и кокошниках. Через минуту девушек сменили непривычно опрятные механизаторы, важно отвечающие на вопросы корреспондента. Механизаторы прибыли на выставку сельхозтехники и их ответы иллюстрировались кадрами с рядами всяческих комбайнов, культиваторов и поливальных установок.
Устав на них любоваться, пощелкал каналами: на одном была настроечная таблица, сопровождаемая противным гудением, а по остальным и вовсе сериал «белые мурашки». Оно и понятно, в те времена с утра работала лишь первая программа, остальные с шести-семи часов вечера. Я вернулся на первую, там как раз начался выпуск новостей. Строгий диктор заступался за Анжелу Дэвис и клеймил американскую военщину за новые бомбардировки Ханоя, затем сменив пластинку, упомянул очередной пленум ЦК КПСС. Так, уже какая-то временная привязка. Помехи усилились. Понимая лишь каждое третье слово, я лихорадочно крутил телескопические рожки стоящей на телеке, комнатной антенны, но толку от этого было чуть – никаких конкретных дат я так и не узнал. Диктор рассказал что-то про вести с полей и новости закончились, сменившись концертом в честь Дня рыбака. В Союзе было много разных Дней, подумалось мне, и геолога с учителем, и металлурга и даже физкультурника,
Ладно, ящик подтвердил главное – я действительно в советском прошлом.
Может радиоточка что-то прояснит.
Однако подозрительного вида динамик порадовал лишь передачей «Театр у микрофона». Несколько минут я вслушивался в проникновенные голоса артистов и с удивлением понял, что транслируемый спектакль ничто иное, как «Зеленый фургон» Козачинского. Кажется, в антракте передают последние известия, припомнил я, и оставив радио включенным, пошел открыть окно – от прямых солнечных лучей становилось все жарче.
И сразу понял, что поступил опрометчиво.
Под окном стояла давешняя девчонка в сарафане и смотрела прямо на меня.
– Нюра, – воскликнуло за спиной радио, – ну можно ли так врываться? И патлы, патлы свои пригладь!
– Добрый день! – сказала девчонка.
– Привет, – только и оставалось ответить мне.
– А вы родственник Виктора Мефодьевича?
Отказываться от такой подсказки было глупо.
– Э-э… Племянник.
– А Виктор Мефодьевич, как май, так в поле и до октября, – затараторила девчонка. – А мы с бабой Фросей приглядываем за квартирой. Мы рядом в четвертой живем. А цветов у него нету кроме кактуса, а его и поливать не надо. Поэтому мы ключи и не берем. Но Виктор Мефодьевич предупредил, что может кто-то из родственников появиться. А сегодня смотрим, окно открыто.
– Так, это вы звонили? – промямлил я. – Извините, что не открыл, я как раз в ванной был… с дороги, сами понимаете… помыться надо, то се.
– Да ничего! – девчонка радостно закивала, отчего ее русые косички смешно запрыгали, и мне пришло в голову, что неплохо было бы познакомиться с ней поближе, чтоб разъяснить, так сказать, диспозицию.
– Какая симпатичная у меня соседка, – дружелюбно улыбаясь, начал воплощать свою идею. – Зашли бы ко мне по-соседски в гости, а то, что мы через всю улицу кричим? Заодно и познакомимся.
– А и зайду, – не стала кочевряжиться девушка, – сейчас только до хлебного сбегаю. Тут рядом, минут десять.
Через десять минут она, конечно, не появилась. Не появилась и через двадцать. Томясь от безделья, я слонялся из комнаты в кухню и обратно. Слушал радио и размышлял, кто такой может быть этот загадочный «дядюшка» с поповским отчеством. Несколько раз пробовал дверь – заперта.
Через полчаса, наконец, раздался звонок.
Увидев девушку, сразу понял причину задержки. Русые косички были расплетены, а длинные волосы тщательно расчесаны. Застиранный сарафанчик сменился на клетчатую юбку выше колен, и белую блузку с голубыми листочками. На ногах белые же туфельки-лодочки на низком каблуке, а губы тронуты помадой.
За секунду я обозрел ее всю, от крепких ножек до распирающих блузку полушарий и остановился на лице. Странно, почему раньше мне всегда нравились тощие девки. Это же просто девочка-персик – нежная кожа, щечки яблочки, губки бантики, глазки цвета сливы.
А я стою тут перед ней, в затрапезном прикиде, босяк босяком. Впрочем, судя по отсутствию брезгливости во взгляде, это ее ничуть не смущает. Во времена моей юности люди были куда проще, носили что придется – страна только выбралась из нищеты. А к стилягам – тогдашним хипстерам, наоборот, относились с подозрением.