Корректировщик. Где мы – там победа!
Шрифт:
Так вот! Особо нас в лагеря не возили, но после пятого класса как-то пробили поездку в Очаков. Там, возле городского пионерлагеря, выделили место. Много ли надо, если весь детдом – 27 детей плюс воспитатели. Что я хорошо помню? Как мы собирали палатки. Большие, на десять человек каждая. И они были ОЧЕНЬ старые. Пришлось натягивать три-четыре палатки на один каркас, чтобы хоть больших дыр не было. Еще в памяти отложилось, что на нашей территории росли акации. Уж не знаю, что за вид, но у них были огромные и очень твердые шипы. Сантиметров по пятнадцать в длину, а то и больше.
Вот мы эти иглы отламывали
За своих девочек мы им рожи били, если удавалось этих «ныряльщиков» поймать. На медуз и сдергивание плавок отвечали по мере сил тем же, только девчонок не трогали принципиально. Через неделю примерно мы помирились. Даже позднее ходили к ним кино смотреть. Еще из тех каникул запомнилось, что нас возили на остров Березань и в Измаил. На острове Березань до революции расстреляли лейтенанта Шмидта. А на подходе к Измаилу я впервые увидел, как на берег вылетают странные катера с огромным пропеллером на корме, и из них выпрыгивают бойцы в черной форме. Большие корабли стоят на рейде. Они выпускают через распахнутые аппарели танки и бронетранспортеры с якорем на броне, и те плывут к земле.
Нет, это совсем никуда не годится. Из-за этих воспоминаний меня даже укачивать начинает, чего не было никогда. Надо подняться на палубу. Шторма нет, так, волнение, балла три, наверное, ничего опасного. Подышу морским воздухом, он меня всегда успокаивает. Ветер и соленые брызги – это куда лучше любых «капель датского короля». Коридоры на БДК всегда ярко освещены, поэтому, когда я шагнул через комингс на палубу, то в первые секунды ничего не видел. А потом меня попросту вышвырнуло за борт.
Сознание я потерял всего на несколько мгновений, но действовал все равно на чистом автомате. В первую очередь отплыть немного в сторону, чтобы не затянуло под винты. Потом скинуть враз отяжелевшие бушлат, брюки и высокие ботинки. С этим я справился, тренировали нас хорошо. Теперь вынырнуть. Легкие уже немного жгло, когда я выскочил на поверхность. И почти сразу удар. Невдалеке взметнулся столб воды. Это что, обстрел? Снова взрыв, на этот раз ближе, и тонны воды на голову. И еще, и еще, хорошо, что теперь чуть подальше. Вот влип! Да кто вообще может нас обстреливать в Черном море?
Откуда-то слева от меня раздался тяжелый гул. И как будто пробились пробки в ушах, столько звуков навалилось сразу. Сам звук хоть и со скрипом, но мозг опознал, как залп орудий главного калибра. А еще я начал различать пальбу береговых батарей, выстрелы корабельных орудий и вполне различимый треск автоматов, пулеметов и винтовок. Звуки в принципе были знакомые, но что-то в них мне здорово мешало. Кроме, разумеется, самого факта, что где-то милях в десяти от меня на берегу идет бой.
Справа, над чуть более темной полосой, начали появляться отсветы. Значит, там берег и на нем разгораются пожары. Соответственно слева находятся корабли эскадры, понять бы какой. И вот интересно, кто мог напасть на Констанцу? И где, в таком случае, наши корабли? Ведут бой с неизвестными? По звуку непохоже. Ничего не понимаю. Главное, что обидно, я ведь уже минут пять, а то и все семь тут бултыхаюсь, а помощи нет. Вахтенные сигнальщики совсем от рук отбились? Человека выбросило за борт, и никто не заметил? А, кстати, где вообще мой БДК? Не мог же он за пару минут отойти настолько далеко, что я его не вижу и не слышу?
Эти вопросы натолкнули меня еще на одну загадку. И от нее мне стало как-то СОВСЕМ не по себе. Сейчас ведь должен быть февраль, так? Значит, температура воды должна быть близка к нулю. Да и воздух, если правильно помню – 10. А я не мерзну. Вот совсем не мерзну, хотя должен. Эта мысль привела к осознанию еще одной непонятности. Звук боя мне знаком. Точно, знаком! Но не по учениям, а… по кинохронике. По тем кадрам, которые я смотрел не далее как два дня назад. Десант на Констанцу, февраль 1943 года. Ничего себе! Тут что, кино снимают? Было бы очень здорово, если так. Только что-то внутри упорно отказывалось в это верить. Не могли мы не заметить приготовлений к таким съемкам. Да и не начали бы их, пока наша группа кораблей находится в данной акватории.
В темноте появились темные силуэты. Судя по звуку, приближаются корабли. И опять что-то не так, звук странный. Вроде бы я его знаю, но опознать не могу. Судов много, не попасть бы под винты. Кричать в этом шуме бесполезно, не услышат. Зато могут увидеть, бывают же люди с кошачьим зрением? Увидели! Рядом со мной в воду плюхается конец. Я вцепляюсь в него, и меня вытягивают на борт. Вокруг толпа народу, все обвешаны оружием, у многих в ногах какие-то ящики. Видимо, боеприпасы. Мне на плечи накидывают бушлат, что-то спрашивают. Слышу только со второго раза:
– Браток, еще кто-нибудь есть в воде?
Качаю головой, потом соображаю, что меня не видят, хрипло отвечаю:
– Нет. Меня за борт выкинуло, ударило чем-то.
Тот же голос говорит:
– Ну и молодец, что не утоп. Значит, не растерялся. А шмотье и оружие найдем.
Договорить он не успевает. Вокруг начинают падать снаряды, и один из первых пробивает палубу в районе бака. Взрыв вышвыривает нас за борт и через несколько минут на месте катера, я так не успел понять какого, только головы плавающих людей. И их быстро становится все меньше, обмундирование и оружие тянут на дно, а тут еще продолжается обстрел, да и контужены практически все.
Когда появляется очередной темный силуэт, на этот раз со стороны берега, нас остается всего человек пять. Мой спаситель, узнаю по голосу, тоже жив и зычно командует:
– А ну, братва, поплыли! Нечего тут морские ванны принимать, нам на берегу дело найдется.
Мы почти у цели, когда прямо возле правого борта катера вздымается фонтан воды. Корму выбрасывает вверх, двигатели умолкают. Что совершенно неожиданно – нас замечают и сбрасывают несколько концов с борта. Выбираться, правда, приходится самим, на тральщике, именно так его опознал мой безымянный знакомый, дела плохи.